Почему она заметила его тогда? Ведь он же для нее враг, обычный военнопленный, как сотни других. Он явился на остров непрошеным гостем, завоевателем, убийцей, одним из многих таких же, как и он, убийц. Сколько раз он ругал себя за то, что плохо поработал со своими людьми, плохо подготовил их к высадке. Много раненых, много убитых. А где сейчас те, кто уцелел тогда, в день высадки десанта? Где они воюют? Кого убивают? Стоит ли удивляться, что у строгой медсестры не находится для него добрых слов. Но он тут же вспоминал, как она держала руку умирающего немецкого солдата, считая его пульс. Сколько в ее лице было сострадания и жалости! И с какой глубокой печалью закрыла она ему глаза и натянула на лицо походное одеяло. В другое время они вполне могли бы встретиться друг с другом на какой-нибудь оживленной афинской улице, встретиться и разойтись. Двое иностранцев, оказавшихся на время в чужой стране. А сейчас они живут здесь, можно сказать, балансируют на грани смерти, не имея никакой уверенности в завтрашнем дне. И все же как ее зовут?

Все случилось внезапно и быстро, без всякого предупреждения. Все ближе автоматные очереди, и это нервирует, подумала она, в суматохе складывая инструменты, которые могут им понадобиться в случае спешного бегства. Но канонада лишь усиливалась, все громче становились крики и выстрелы. Пули рикошетом ударялись о стены пещеры и, подобно злобным осам, отлетали прочь. Времени на раздумья не было. Она рухнула на землю лицом вниз, и чьи-то сапоги протопали мимо с криком « Raus, raus!..».

Она вжалась в землю, пытаясь остаться незамеченной. Неужели среди этой своры волков нет офицеров, способных взять ситуацию под контроль? Между тем солдаты принялись вытаскивать из пещеры санитаров и раненых; последних укладывали в ряд возле одной из скал.

Каждая секунда казалась вечностью. Она лежала вдавив голову в землю, чувствуя солоноватый вкус песка и запекшуюся на губах кровь. Но главное – не шевелиться! Она понимала: еще мгновение, и ее обнаружат. И тогда… тогда она должна оставаться твердой. «Ты же англичанка! Так будь мужественной!» Ах, какая все это чепуха, подумала она с отчаянием. Пустые слова! Она почувствовала, как ярость затапливает все ее естество. Разве может она умереть, когда у нее еще столько работы? Нет, совсем не так она надеялась закончить свои дни.

Внезапно прямо на уровне ее глаз остановилась пара тяжелых армейских сапог. Рука, испещренная шрамами, рывком поставила ее на ноги. Вот он, ее судьбоносный миг! Ее Голгофа… Час истины и искупления! Что ж, если она сейчас сумеет без тени страха и сомнения взглянуть врагу в лицо, то тогда, вполне возможно, ее уловка сработает…

Врачей и санитаров согнали в дальний угол и наставили на них автоматы. Но вот в пещере появился офицер, держа в руках флаги со свастикой, и она поняла: быть беде. Лакированные сапоги, покрытые толстым слоем пыли, остановились возле нее.

– Боже праведный! Какой сюрприз! – Сильная рука выхватила ее из толпы. Офицер с нескрываемым любопытством смотрел на Пенни. Она почувствовала, как напряглись Дуг и Питер в страхе за нее, но она лишь небрежным движением руки стряхнула пыль со своей униформы, потом расправила накидку и выпрямилась во весь свой высокий рост, взглянув офицеру прямо в глаза. Потом она быстро выпалила на греческом свое имя и сообщила, что является представительницей Красного Креста. По лицу Дуга разлилось изумление, но она лишь знаком попросила его не мешать ей.

Офицера явно забавляла болтовня девушки, хотя он не понял ни слова. Но тут вперед выступил раненый офицер-десантник. Он сказал, что немного понимает по-гречески и может в этой ситуации помочь с переводом. А еще он сказал, что девушку оставили для ухода за самыми тяжелыми пациентами и что она ухаживала за всеми ранеными военнопленными с большим теплом и заботой.

Офицер взглянул на нее с откровенным восхищением, и Пенни почувствовала, что краснеет от смущения. Правда, на какую-то долю секунды она испугалась, что он может опознать в ней ту медсестру в военной форме, которая когда-то тащила его на себе с поля боя. Впрочем, кажется, он поверил, что она гречанка. Между тем офицер, потеряв на время всякий интерес к Пенни, повернулся к Дугу и, тыча ему в нос флагами, закричал:

– А это что такое? Объясните!

И снова Пенни выступила вперед и, обращаясь к высокому десантнику, взявшему на себя функции переводчика, сказала, что идея вывесить над госпиталем немецкие фланги принадлежит ей.

– У нас кончились все запасы. И медикаменты, и продукты. Вы нас все время бомбили, мешая лечить и оперировать больных, независимо от их национальности. Разве вы не знаете, что для нас главное – это спасать человеческие жизни? – Пенни посмотрела на десантника с некоторым сомнением, словно не была уверена в том, что он сумеет точно перевести ее слова. – Я в свое время давала клятву. Обещала лечить всех больных, независимо от их национальности или религии.

Раненый офицер, запинаясь и спотыкаясь, кое-как перевел ее речь, постоянно бросая взгляды на Пенни, словно желая убедиться в том, что он ничего не наврал. Второй офицер лихо щелкнул каблуками и отсалютовал ей в знак приветствия.

– Капитан сказал, что англичанам повезло иметь среди своего персонала такую героическую женщину. Ее репатриируют вместе со всеми остальными ранеными военнопленными в другой госпиталь, где она будет ухаживать за ними, – поспешно перевел его слова десантник.

Английский язык у переводчика был гораздо лучше греческого, и Пенни увидела, как просветлели лица ее друзей после столь обнадеживающего сообщения.