– Веня, ты кушать хочешь? – спрашиваю.

– Не-а!

– Он ничего не ест, – говорит Владик. – У него даже нет сил играть на флейте.

– Есть сил! – не соглашается Веня. – Я уже хорошо играю.

Он с удовлетворением смотрит на кучку мятых бумажек. Он уверен, что теперь не пропадет. Впервые игра на флейте повернулась к нему привлекательной стороной.

Потом они прощаются. Веня скачет наверх, а Владик мнется на пороге. Ты хороший человек, Аня, говорит он ни с того ни с сего. Брови мои ползут вверх – нежности между нами не приняты, у нас нормальные добрососедские отношения. Чего это он?

– Ты… – запинается он. – Ты не могла бы… Веню… у меня ночная смена. – Он мучительно краснеет и смотрит мимо. У него даже нос вспотел от напряжения – покраснел и блестит. Не все способны врать убедительно. Ну, и что прикажете с ним делать?

– Папа! – кричит сверху Веня. – Ты скоро?

Ему удается поднять на меня глаза. В них… О господи!

– Конечно, – говорю я, – приводи.

Я давно не видела такого счастливого человека. Он разворачивается и, не прощаясь, взлетает на свой этаж. Он уже забыл обо мне. А как же жена? Или… Баська, например, уверена, что мадам давно их кинула и удрала с заезжим цирком.

– Она же актриса, – говорит Баська. – А он? Повар в дешевой забегаловке. Даже самая плохая актриса… Я бы лично постеснялась!

– Он хороший человек, – говорю я.

– А в чем это выражается? – трезво спрашивает Баська. – Не пьет, не плюет на пол, здоровается? Да он даже на вид не мужик с этими своими фарфоровыми глазками.

– А тебе надо, чтобы плевал, пил и матерился? – спрашиваю я просто так – Владика мы давно обсудили и поставили диагноз, и треп лениво катится по наезженной колее, скуки ради.

Баська не отвечает, только пожимает плечами.

Интересно, кто она? Официантка из кафе? Посудомойка? Клиентка?

В девять Владик приводит Веню со скарбом – полосатой пижамкой, плюшевым медведем, коробочкой овсяных хлопьев, потертой парчовой торбой, с которой его бабушка во времена оные ходила в театр, и футляром с музыкальным инструментом. В торбе – парковый гонорар. Похоже, Веня собирается держать деньжата при себе, а то мало ли… На моих глазах в индивидууме родилось чувство денег. За ним вполне может последовать целый букет – жадность, цепкость и накопительские инстинкты. А может, и нет.

Владик свежевыбрит, благоухает лосьоном. В красивом сером костюме и синей рубашке. Ему идет, он похож на манекен-унисекс в витрине средней руки бутика. Если надеть на него платье, он превратится в хорошенькую девушку.

– Сразу видно, что работа для тебя – праздник, – не удержалась я.

– А… да! Спасибо! – Он не заметил сарказма, он был уже где-то там, с ней…

«А если это не она, а он?» – вдруг подумала я. Мысль вполне дурацкая… но ведь всякое случается в наши дни, двадцать первый век на дворе!

– Он проспит до утра, – говорит Владик. – Утром сделаешь ему кашу. Можно с вареньем. И построже, а то рассусолит до обеда.

Похоже, он не собирается возвращаться к завтраку.

– Я потом позвоню, – добавляет Владик.

Позвонит потом? Когда «потом»? Это как понимать? Значит ли это, что ночная смена плавно перетечет в дневную?

– А когда ты вернешься? – Я беру быка за рога.

– Утром, – говорит он неуверенно. – Ну, ладно, я пошел. Веня, ты помнишь, что я тебе говорил?

– Помню, – отвечает сын.

– Что?

– Чтобы не баловался и про кашу.

– Имей в виду!

– Аня, а мы пойдем в парк? – Веня смотрит на меня с надеждой.

– Посмотрим, – дипломатично отвечаю я.

– Я не буду рассусоливать, – обещает Веня. – Честное слово! Пойдем? – Рот его искривляется подковкой, и он становится похож на обиженную рыбку.

– Пойдем, – сдаюсь я. В конце концов, можно спрятаться за дерево и сделать вид, что мы незнакомы. Я еще не определилась насчет парковой самодеятельности. Хотя казалось бы, а что здесь такого? Сейчас не зарабатывает только ленивый.

– Ты с ним построже, – инструктирует Владик на ходу. Он целует сына, бросает мне «привет» и улетает на крыльях любви. А мы остаемся.

Погода – врагу не пожелаешь! Снег с ледяным дождем, плюс пронизывающий ветер, плюс чавкающая сляколь под ногами, плюс хрипящие, кашляющие, чихающие доходяги везде – в магазинах, в транспорте, на автозаправках и в кафешках. Плюс реклама препаратов от гриппа: тамифлю, аспирина, амизона, фармазона, пурмизона, всяких других «зонов» – на стенах домов, боках автобусов и троллейбусов, на гигантских мониторах по всему городу вкупе с насморочными носами.