Теперь он считал, что выбрал самый легкий способ решения проблемы. Он мог лишь сожалеть о том, что перестал приезжать в Виски Бич, о том, что всякий раз находил массу глупых отговорок и ограничил встречи с бабушкой только ее не слишком частыми визитами в Бостон. Но время невозможно повернуть назад.

Эли вошел в спальню. Здесь тоже цветы, сразу же заметил он, и тот же пастельно-зеленый цвет стен, и две бабушкины акварели, которые ему особенно нравились.

Он поставил сумки на скамеечку рядом с массивной, причудливой формы кроватью и снял пальто.

Здесь все было по-прежнему. Небольшой письменный стол у окна, широкие двери, ведущие на террасу, кресло с подголовником и маленькой скамеечкой для ног, подушечку для которой много лет назад украсила вышивкой его прабабушка.

Эли пришло на ум, что впервые за долгое время он почувствовал себя дома. Почти дома… Он открыл сумку, извлек оттуда туалетные принадлежности, затем отыскал чистые полотенца и пахучее мыло. В ванной, как и прежде, приятно пахло лимоном.

Он разделся, стараясь не смотреть на себя в зеркало. За последний год он сильно похудел, слишком сильно. Любые напоминания об этом были ему неприятны. Он включил воду, вошел под горячую струю, в надежде на то, что она смоет хотя бы часть накопившейся усталости. По своему опыту Эли знал, что если ляжет в постель вымотанным и подавленным, то спать будет урывками и проснется с мучительной головной болью.

Выйдя из душа, он выхватил полотенце из стопки и, вытирая им волосы, вновь ощутил аромат лимона.

Влажные волосы скручивались в завитки на шее – густая светлая шевелюра, которую он в последнее время отрастил так, как не отращивал с юности. Он уже почти год не посещал своего парикмахера Энрике. Теперь у него не возникало потребности ни в стрижке стоимостью в сто пятьдесят долларов, ни в обширной хранившейся у него коллекции итальянских костюмов и туфель.

Он больше не был одетым по последней моде адвокатом, защитником в уголовных процессах, с кабинетом и со своей собственной адвокатской конторой в ближайшей перспективе. Тот человек – прежний Эли Лэндон – умер вместе с Линдси.

Эли откинул толстое одеяло, мягкое и белое, как полотенце, нырнул под него и выключил свет.

В темноте до его слуха продолжал доноситься неумолкающий шум прибоя, рев волн и стук ледяного дождя по окнам. Эли закрыл глаза в надежде на несколько часов полного забвения.

Всего несколько часов, на большее он не рассчитывал.

Черт, как же он облажался! Никто, ни один человек, думал он, мчась на машине сквозь густую пелену холодного дождя, не способен вывести его из себя так, как Линдси.

Вот же сучка!

Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-нибудь мог бы соперничать с ее умом и особенно с ее железной волей. Она сумела убедить не только себя, но – Эли был абсолютно в этом уверен – и массу друзей, свою мать, сестру и бог знает кого еще в том, что их брак, распался исключительно по его вине. Что исключительно из-за него они начали с посещений семейного психоаналитика, а закончили судебными тяжбами, готовясь к разводу.

И только по его вине, черт подери, она изменяла ему на протяжении более восьми месяцев, на пять месяцев дольше, чем тянулся их бракоразводный процесс, которого она так добивалась.

Наверное, его вина состояла также и в том, что он каким-то загадочным образом выяснил, что она лжет, интригует, изменяет ему. Это стало известно еще до того, как должен был поставить свою подпись в пустой строке документа, чтобы дать возможность Линдси начать свободную от него жизнь с приличным содержанием, которое будет выплачиваться из его же кармана.

Значит, они оба облажались, заключил он. Он – потому, что оказался таким идиотом, она – потому, что не сумела до конца сохранить все в тайне.

И, вне всякого сомнения, только он виноват в той злобной, грубой и поистине непристойной перепалке по поводу ее измены, которую они устроили в картинной галерее, где Линдси некоторое время подрабатывала. Конечно, кто будет спорить, он выбрал неудачный момент для выяснения отношений и не слишком красиво вел себя. Но теперь ему было на все это наплевать.

Ей так хотелось переложить всю вину на него потому, что она сама стала вести себя до такой степени беззастенчиво, что его собственная сестра застала ее с другим мужчиной. Они буквально висли друг на друге там, в вестибюле отеля в Кембридже, где вдвоем ожидали лифт.

Да, конечно, Триша ему не сразу обо всем рассказала, возможно, выждала пару дней, но он не мог на нее за это обижаться. Трише было сложно решиться и рассказать ему все. И ему самому потребовалась еще пара дней, чтобы успокоиться и набраться мужества для поисков надежного частного детектива.

Восемь месяцев – эта цифра снова и снова всплывала в его памяти. Она спала с каким-то другим мужчиной в гостиничных номерах, в дешевых мотелях и еще бог знает где. Ну, естественно, она была слишком умна, чтобы заниматься подобными вещами дома. Что подумают соседи?