– Я рассказал Адаму этим утром, - вмешался полковник.
– Но это сделал я, а не Адам.

– Сэр, но вы не понимаете!
– воззвал Старбак к полковнику.

– Как раз понимаю, Нат, понимаю!
– полковник Фалконер снисходительно улыбнулся.
– Ты пылкий молодой человек, и в этом нет ничего плохого. Я тоже был импульсивным, но не могу позволить, чтобы юношеская горячность сделала тебя мятежником. Этого не будет, ей-богу. Никто не должен сражаться против собственной страны из-за юношеской ошибки. Так что я определил твою судьбу, - твердо произнес полковник, снова протянув письмо Старбаку, которому на этот раз пришлось его взять.

– Твой брат Джеймс находится в армии Макдауэлла, - продолжал полковник, - и он приложил разрешение, которое позволит тебе безопасно пройти через ряды северян. Как только ты минуешь пикеты, тебе следует найти своего брата. Боюсь, тебе придется отдать мне саблю и пистолет, но я оставлю тебе Покахонтас. И седло! Дорогущее седло, Нат, - он добавил последние слова в качестве приманки, которая должна была примирить Старбака с его неожиданной судьбой.

– Но сэр..., - снова попытался выразить протест Старбак, в этот раз в его глазах стояли слезы. Он чувствовал горький стыд от этих слез и попытался их смахнуть, но одна капля всё равно вытекла из его правого глаза и пробежала вниз по щеке.
– Сэр! Я хочу остаться с Легионом!

Фалконер улыбнулся.

– Очень мило с твоей стороны, Нат, и правда мило. И я очень это ценю. Но нет. Это не твоя драка.

– Северяне могут думать и по-другому, - Теперь Старбак пытался говорить вызывающе, будто полковник наживал себе страшного врага, отсылая его.

– Могут, Нат, могут. И если тебе придется сражаться против нас, я буду молиться, чтобы ты выжил и воссоединился со своими виргинскими друзьями. Не так ли, Адам?

– Именно так, отец, - с теплотой подтвердил Адам, собираясь пожать руку Старбаку.

Старбак не отреагировал. Самым большим оскорблением было не в том, что его выгнали из Легиона, а в том, что полковник был о нём такого низкого мнения, и потому он попытался разъяснить свои расцветающие надежды на то, чтобы стать военным.

– Я и правда думаю, сэр, что военное дело - это та профессия, в которой я смогу преуспеть. Я хочу быть вам полезным. Отплатить вам за гостеприимство и доброту, показав, на что я способен.

– Нат! Нат!
– прервал его полковник.

– Ты не военный. Ты студент-теолог, попавший в западню. Разве ты этого не видишь? Но твоя семья и друзья не собираются допустить, чтобы ты разрушил свою жизнь из-за какой-то коварной девицы. Тебе преподали хороший урок, но теперь настало время вернуться в Бостон и принять прощение родителей. И создать новое будущее! Твой отец объявил, что ты можешь оставить надежды стать священником, но у него на тебя другие планы, и чем бы ты не занялся, Нат, я уверен, ты преуспеешь.

– Это правда, Нат, - ободряюще произнес Адам.

– Позвольте мне остаться всего лишь на еще один день, сэр - умолял Старбак.

– Нет, Нат, ни часом дольше. Я не могу сделать тебя предателем в глазах твоей семьи. Это будет по не-христиански, - полковник наклонился к Старбаку.
– Отстегни портупею, Нат.

Старбак подчинился. Во всём, что бы он ни предпринимал, он потерпел провал, размышлял он. Теперь, когда его военная карьера превратилась в руины, даже не начавшись, он отстегнул свою неуклюжую саблю и тяжелый пистолет в поношенной кожаной кобуре и протянул их законному владельцу.

– Мне хотелось бы, чтобы вы еще раз подумали, сэр.

– Я обдумал всё это самым тщательным образом, Нат, - нетерпеливо заявил полковник, а потом добавил менее раздраженным тоном: - Ты бостонец, уроженец Массачусетса, и потому отличаешься от нас, южан.Твоя судьба не здесь, Нат, а на Севере. Без сомнения, когда-нибудь ты станешь великим человеком. Ты умен, хотя, может, и не слишком, и не должен растрачивать свой ум на войну. Отправляйся обратно в Массачусетс и следуй планам своего отца.

Старбак не знал, что еще сказать. Он чувствовал себя униженным. Он так отчаянно хотел контролировать собственную жизнь, но всегда нуждался в чьих-то деньгах, чтобы выжить - сначала это были деньги его отца, потом Доминик, а теперь полковника Фалконера.

Адам Фалконер таким же образом зависел от семьи, но с легкостью вписался в общество, в то время как Старбак всегда ощущал неловкость от того, что находится не на своем месте.

И еще он ненавидел свой возраст, разрыв между юностью и зрелостью казался таким огромным, что его невозможно было преодолеть, хотя последние несколько недель он и решил, что сможет стать хорошим военным и тем выковать свою независимость.

Полковник ткнул Покахонтас в морду.

– Здесь нет войск северян, Нат. Следуй по дороге, пока не доберешься до бродов у церкви, пересечешь реку и поезжай по дороге в сторону восходящего солнца. Ты не обнаружишь янки еще добрых несколько миль и зайдешь к ним с тыла, и значит, тебя вряд ли подстрелит какой-нибудь нервный часовой. И сними китель, Нат.

– Это обязательно?

– Обязательно. Ты же не хочешь, чтобы враги решили, что ты южанин? Хочешь, чтобы тебя подстрелили без причины? Сними его, Нат.