Допустим, учащийся читает рекомендованную ему научную литературу. Это сознательный, целенаправленный процесс. Его сознательная цель – усвоить содержание этой литературы. Какой, однако, личностный смысл имеет для учащегося эта цель, а значит, и отвечающее ей действие? Это зависит от того, какой мотив побуждает деятельность учащегося, осуществляемую данным его действием. Если мотив этот заключается в том, чтобы приготовить себя к своей будущей профессии, чтение будет иметь для него один смысл. Если же мотив его занятий лежит, например, только в том, чтобы формально разделаться с экзаменами, то тогда, понятно, смысл чтения будет для него уже другим и он будет читать эту же литературу другими глазами, будет иначе усваивать ее.

Таким образом, на вопрос о личностном смысле можно ответить путем раскрытия соответствующего мотива.

Смысл – это всегда смысл чего-то. Не существует «чистых» смыслов. Поэтому субъективно смысл как бы принадлежит самому сознаваемому содержанию и кажется входящим в его объективное значение. Это обстоятельство и создавало то крупнейшее недоразумение в психологии и психологизирующей лингвистике, которое выражалось либо в полном неразличении этих понятий, либо в том, что смысл рассматривался как конкретизированное в зависимости от контекста или ситуации значение. В действительности, хотя смысл («личностный смысл») и значение кажутся по самонаблюдению слитыми в сознании, оба эти понятия необходимо различать между собой. Они внутренне связаны друг с другом, но только отношением, обратным вышеуказанному; скорее, смысл выражается в значениях (как мотив в целях), а не значение в смыслах.

В некоторых случаях несовпадение смысла и значения в сознании выступает особенно ясно. Можно отчетливо знать, например, то или иное историческое событие, отчетливо понимать значение той или иной исторической даты, но эта историческая дата может вместе с тем иметь для человека разный смысл: один – для юноши, еще не покинувшего школьной скамьи, другой – для того же юноши, вышедшего на поля сражений защищать свою Родину, отдать за нее свою жизнь. Изменились ли, увеличились ли его знания об этом событии, этой исторической дате? Нет. Может быть, они даже стали менее отчетливыми, кое-что, может быть, даже позабылось. Но вот почему-нибудь это событие теперь вспомнилось ему, пришло на ум, и тогда оказывается, что оно осветилось в его сознании как бы совсем уже другим светом, открылось как бы в более полном своем содержании. Оно стало иным, но не как значение, не со стороны знания о нем, а со стороны его смысла для личности; оно приобрело для него новый, более глубокий смысл. Подобные изменения отмечал еще К.Д. Ушинский.

Вводя для психологической характеристики сознания различение личностного смысла и собственно значения, необходимо подчеркнуть, что различение это относится не ко всему отражаемому содержанию, а лишь к тому, на которое направлена деятельность субъекта. Ведь личностный смысл выражает именно его отношение к осознаваемым объективным явлениям.

Мы подробно остановились на вопросе о значении и смысле потому, что их отношение есть отношение главных «образующих» внутреннее строение человеческого сознания; из этого, однако, не следует, что, являясь главными, они являются и единственными. Даже упрощая и схематизируя те сложнейшие отношения, которые присущи развитому сознанию, мы все же не можем отвлечься еще от одной его «образующей», а именно от его чувственного содержания.

Именно чувственное содержание (ощущения, чувствования, образы восприятия, представления) образует основу и условие всякого сознания. Оно является как бы материальной его тканью, тем, что образует богатство, многокрасочность сознательного отражения мира. Это содержание вместе с тем есть непосредственное в сознании, то, что непосредственно создается «превращением энергии внешнего раздражения в факт сознания». Но, являясь основой и условием всякого сознания, эта его «образующая» именно поэтому сама по себе не выражает всего специфического в нем.

Допустим, что человек внезапно теряет зрение. Тогда мир как бы меркнет в его сознании, но меняется ли у него сознание мира? Нет, его сознание мира, конечно, сохраняется. Другое дело, если у человека нарушаются высшие мозговые процессы. В этом случае решительно меняется именно само его сознание, хотя все возможности непосредственно чувственного восприятия мира у него остаются сохраненными. Это хорошо известно.

Столь же очевидно и то положение, что изменение и развитие непосредственно чувственного содержания сознания происходит лишь в ходе развития человеческих форм деятельности. Так, развитие у человека фонематического слуха создается тем, что люди пользуются звуковой речью, а глаз человека начинает видеть иначе, чем грубый, нечеловеческий глаз, лишь поскольку предмет становится для него общественным предметом.

Наконец, последний вопрос, на котором мы должны будем кратко остановиться, – это вопрос об общем методе психологического исследования развития сознания.

Известно, что развитие сознания не имеет своей независимой истории, что его развитие определяется в конечном счете развитием бытия. Это общее положение марксизма сохраняет, разумеется, свою силу и применительно к развитию индивидуального сознания, сознания отдельных людей.

В чем же заключается конкретная связь психологических особенностей индивидуального сознания человека и его общественного бытия? Как, иначе говоря, перейти в исследовании от анализа условий жизни общества к анализу индивидуального сознания человека? Да и возможен ли вообще такой переход?

Ответ на этот вопрос вытекает из того основного психологического факта, что строение сознания человека закономерно связано со строением его деятельности.

Деятельность же человека может иметь только то строение, которое создается данными общественными условиями и порождаемыми ими отношениями людей. Нужно, однако, при этом подчеркнуть, что, говоря о сознании отдельного человека, следует иметь в виду именно те конкретные условия и отношения, в которые этот человек оказался поставленным силой обстоятельств, и что указанная связь отнюдь не является прямой.