«Иеронима продолжала оказывать злодею сопротивление, достойное всякого восхищения, пока наконец, устав от этих бесплодных ухаживаний и одновременно распалённый донельзя столь презрительным к себе отношением, инкуб не принялся жестоко избивать свою жертву. После каждого удара на теле несчастной женщины появлялись синяки и ссадины; они видны были день-другой, а потом внезапно исчезали. В тот момент, когда она брала на руки свою маленькую девочку, он вдруг выхватывал дитя, возносил его на крышу к самому краю водосточного жёлоба и куда-нибудь там припрятывал, никогда не причиняя, впрочем, ребёнку серьёзного вреда. Иногда он сдвигал с места мебель или вдребезги разбивал кастрюли, тарелки и прочую домашнюю утварь, а потом в мгновение ока восстанавливал их в прежнем состоянии.

Однажды ночью, когда Иеронима почивала с мужем в постели, инкуб, явившись в своей привычной форме, настойчиво потребовал от возлюбленной услаждения похоти, чему та по обыкновению своему воспротивилась. Исполнившись злобою, он убрался восвояси, но вскоре явился вновь — с грудой плит, коими жители Лигурии обычно мостят крыши своих домов. Из этих плит демон воздвиг вокруг кровати стену до самого потолка, вследствие чего супругам, дабы покинуть постель, пришлось воспользоваться лестницей. Плиты стены, однако, не были скреплены известковым раствором: вскоре хозяева сумели её разрушить, а строительный материал сложили в углу. Приходившие в дом люди видели эти плиты в течение двух дней. Затем оне исчезли».

После того, как Иеронима приняла обет послушания, пообещав 12 месяцев носить монашеские одежды, внимание демона к ней на время ослабло. Но вот торжественная процессия сопроводила женщину в церковь Св. Михаила где, по свидетельству отца Синистрати, произошло буквально следующее: не успела Иеронима ступить на церковный порог, как вся её одежда исчезла и вознеслась, словно в порыве ветра, оставив несчастную совершенно нагой. К счастью в толпе нашлись два кавалера преклонных лет: увидев, что произошло, они поспешили сбросить с себя плащи и прикрыть по мере возможности женскую наготу, после чего посадили Иерониму в коляску и отвезли её к дому. Похищенные одежду и украшения инкуб возвратил лишь по прошествии шести месяцев… Утомительно было бы рассказывать обо всех ухищрениях демона. Достаточно будет заметить, что он продолжал искушать Иерониму на протяжении нескольких лет и оставил свои попытки лишь после того, как окончательно удостоверился в том, что зря тратит время и силы.

Священники из Павии приложили массу усилий к тому, чтобы как-то обезвредить инкуба. Странно, что они не воспользовались рецептом, предложенным Плинием: «Возьми глаза, язык, печень и потроха дракона, вывари их в вине, оставь всё это для охлаждения на ночь, а начиная со следующего дня смазывай снадобьем жертву инкуба каждое утро и каждый вечер…» Должно быть, в Павии к тому времени драконы перевелись окончательно.

Как парапсихолог должен обратить внимание на то, что поведением своим инкуб очень напоминал полтергейста. Он бил посуду, таинственным образом похищал и возвращал обратно вещи (сегодня мы называем это аппортом) и телепортировал младенца туда-сюда. Единственное, что кажется нам в диковинку, так это всепоглощающая сексуальная страсть инкуба. А чего стоит стена, воздвигнутая вокруг супружеской постели! Подобных примеров изобретательности полтергейст в истории парапсихологии ни до, ни после не оставлял.

Между тем, инкубу явно мешал какой-то предел: дойдя до него он останавливался, не в силах ступить дальше. Судя по всему, для вступления с ним в половой акт со стороны женщины требовался хотя бы минимум сотрудничества: просто изнасиловать её он не мог!

Ещё более необычен многолетний характер сексуальных притязаний инкуба. Если бы Иерониме удалось опознать дух умершего, скрывавшийся за анонимными ухаживаниями «демона», история эта могла бы закончиться намного раньше. Но в годы католического мракобесия, когда считалось, что души умерших безраздельно принадлежат церкви, прийти к такому объяснению было бы немыслимо.

Подсознательное сотрудничество с инкубом (если признать-таки его духом умершего) есть своеобразная форма некрофилии. Впрочем, в большинстве случаев, с которыми мне приходилось сталкиваться, потусторонний гость был не более чем удобной маскировкой для механизма психосексуального самоистязания. Приписывая призраку собственные сексуальные фантазии, жертва как бы обеспечивает себе уход от ответственности, заглушает чувства вины по поводу безобразий со стороны подавленного сексуального «я». Нередко именно такой способ избирает нездоровая психика, чтобы «задним числом» удовлетворить желание в отношении человека, которого унесла смерть.

Исследования спиритического феномена показывают, что между потусторонним миром и сексуальной сферой живущих существует загадочная связь. Вот как описывает чувства, которыми сопровождалось каждое её очередное пророческое озарение Эйлин Гарретт в автобиографии «Моя жизнь как исследование медиумизма» (Нью-Йорк, 1935 г.): «Видения часто сопровождались у меня ощущением дурноты. Я чувствовала затем полную истощённость и какую-то вялую болезненность, словно для того, чтобы пережить картину, пронёсшуюся перед моим внутренним взором, мне пришлось растратить все свои внутренние силы. Кроме того, в минуты психической сверхактивности я ощущала сильное давление на свои сексуальные центры».

У медиумов-«материализаторов» такое давление выражено куда более явно. Знаменитая Эвзапия Палладино, по свидетельству наблюдавшего за ней профессора Энрико Морзелли, время от времени входила в состояние похотливого экстаза: «Она начинала размахивать руками и хватать ими мужчин. При этом бёдра её были напряжены, ноги дрожали».

Поведение итальянки не уникально. Ведь эту свою загадочную «эктоплазму» медиум источает любым отверстием тела; женщина чаще всего пользуется для этой цели влагалищем. Процесс материализации сопровождается спазмами, напоминающими родовые схватки, и эротической жестикуляцией.