Гренн отбивался, стоя на месте, как учил его Джон, он отпускал Албетту больше, чем тот рассчитывал получить, но Пипу приходилось тяжело. Раст был на два года старше его и тяжелее фунтов на сорок. Шагнув из-за спины Пипа, Джон ударил по шлему насильника, как в колокол. Раст пошатнулся, и Пип скользнул под его защиту, сбил с ног и приставил клинок к горлу. Джон шагнул вперед. Оказавшись перед двумя мечами, Албетт отступил.

– Сдаюсь! – закричал он.

Сир Аллисер Торне с презрением наблюдал за схваткой.

– Сегодня этот марионеточный фарс чересчур затянулся, – проворчал он и направился прочь. Занятие было закончено.

Дарион помог Халдеру встать. Сын каменщика сорвал шлем и бросил его через двор.

– А мне на мгновение уже показалось, что я наконец достал тебя, Сноу.

– Одно мгновение и мне так казалось, – отвечал Джон. Плечо его пульсировало под броней и кожей от боли. Опустив меч в ножны, Джон попытался снять шлем, но едва он поднял руку, боль заставила его скрипнуть зубами.

– Позволь мне, – сказал чей-то голос. Толстые пальцы отвязали шлем от воротника и заботливо сняли его. – Он ранил тебя?

– Мне не впервой получать синяки. – Тронув плечо, Джон дернулся. Двор вокруг них опустел. Он заметил, что кровь пропитала волосы жирного мальчика под его шлемом, расколотым Халдером.

– Мое имя Сэмвел Тарли, я с Рогова… – Он смолк и облизнул губы. – То есть был с Рогова Холма, пока не приехал сюда. Я решил уйти в черные. Мой отец – лорд Рендилл, знаменосец Тиреллов из Хайгардена. Я был его наследником, только… – Голос его умолк.

– А я Джон Сноу, бастард Неда Старка из Винтерфелла.

Сэмвел Тарли кивнул.

– Я… если хочешь, можешь звать меня Сэмом. Моя мать звала меня так.

– А ты можешь звать его лордом Сноу, – произнес подошедший к ним Пип. – Тебе незачем знать, как мать звала его.

– Эти двое – Гренн и Пипар, – сказал Джон.

– Гренн – это уродливый, – сказал Пип.

Тот нахмурился.

– Твоя рожа уродливее моей! У меня хотя бы уши не как у летучей мыши…

– Благодарю вас всех, – серьезным голосом сказал Сэм.

– Почему ты не встал и не бился? – спросил Гренн.

– Я хотел, но… просто не мог… Я не хотел, чтобы он бил меня. – Сэм поглядел на землю. – Я… боюсь, что я трус. Мой лорд-отец всегда говорил так.

Гренна словно ударило громом. Даже Пипу нечего было сказать на это, а бывший актер находил нужное слово буквально для всего. Какой человек добровольно назовет себя трусом?

Сэмвел Тарли, должно быть, прочитал мысли по их лицам, глаза его встретили взгляд Джона и метнулись испуганными зверьками.

– Простите… я… – сказал он. – Простите, я не хотел… быть таким. – И тяжелым шагом направился к оружейной.

Джон окликнул его.

– Тебя ранили, – сказал он. – Завтра будет лучше.

Сэм печально оглянулся.

– Нет, лучше не будет, – сказал он, смахнув слезы. – Ничего из меня не получится.

Когда он ушел, Гренн нахмурился.

– Трусов никто не любит, – сказал он неуверенным голосом. – Жаль, что мы ему помогли. Что, если нас примут за трусов?

– Ты слишком глуп, чтобы быть трусом, – сказал ему Пип.

– Неправда! – возмутился Гренн.

– Да что ты? Если на тебя в лесу навалится медведь, у тебя не хватит ума убежать!

– Это я не побегу? – настаивал Гренн. – Да я бегаю быстрее, чем ты. – Он внезапно умолк и нахмурился, заметив ухмылку Пипа, и только тут понял свои слова. Толстая шея его побагровела. Джон предоставил им возможность ссориться, а сам вернулся в арсенал, повесил меч и стащил потрепанную броню.

Жизнь в Черном замке следовала определенному распорядку; утро уделялось игре с мячом, дни предназначались для работы. Черные Братья использовали новобранцев на многих делах, чтобы узнать, на что способны новички. Иногда Джон получал возможность вздохнуть свободно, когда их с Призраком посылали на охоту за дичью для стола лорда-командующего, но на каждый день, проведенный в лесу, приходилась дюжина в арсенале, где Джон крутил точило, пока однорукий кузнец затачивал топоры, затупившиеся после употребления, или качал мехи, пока Нойе ковал новый меч. Иногда он бегал с вестями, стоял на карауле, чистил конюшни, оперял стрелы, помогал мейстеру Эйемону ухаживать за птицами или Боуэну Маршу разбираться в счетах и бухгалтерских книгах.

В тот день командир стражи отправил его к подъемной клети с четырьмя бочонками битого камня. Приходилось разбрасывать гравий по ледяным тропам наверху Стены. Работа одинокая и скучная, даже если тебе сопутствует Призрак, но Джон обнаружил, что ему это безразлично. В ясный день с вершины Стены можно было увидеть полмира, а воздух всегда казался холодным и колким. Там он мог думать, и неожиданно для себя Джон обнаружил, что думает о Сэмвеле Тарли и – как ни странно – о Тирионе Ланнистере. Интересно, как обошелся бы Тирион с толстяком? Люди в основном склонны отрицать жестокую правду, они не хотят обращаться к ней лицом, говорил ему карлик ухмыляясь. Мир полон трусов, которые хотели бы выглядеть героями. Довольно странная разновидность отваги – признаваться в своей трусости, как это сделал Сэмвел Тарли.