Люба смерила Гарика оценивающим взглядом:

– По сто граммов вам – это как минимум и по два чая. А закуску сами посмотрите.

– Пельмени, – сказал Леонид Петрович и быстро, чтоб у Гарика не возникло никаких сомнений, расплатился. Когда они принесли все на подносе и уселись друг против друга на резные деревянные стулья, Гарик вдруг сказал, стесняясь:

– Но я не пью.

– Это приказ, – опять заявил Леонид Петрович, довольный собой и своей властностью.

Ну, Гарик споловинил свою порцию и не поморщился. Видно, так у него все внутри промерзло, что водка и не ощутилась. А если что-то, все-таки, защипало, то застывшее лицо не могло отреагировать мимикой. Но, отправив в рот пельмень, Гарик вдруг прислушался к себе и, чуть раздвинув в улыбке все еще деревянные губы, признался с удивлением:

– Горячим обдало!

И налег на пельмени. Потом он взглянул на стакан Леонида Петровича. Стакан был пуст. И Гарик произнес отмягшим голосом:

– Может, допьете? Мне хватит.

Леонид Петрович в третий раз произнес слово «приказ», и Гарик допил свою водку.

Так и хочется почти процитировать его высочество принца датского: «Бедный Гарик!»

Он был робок. Однажды участковый майор милиции потребовал, чтобы Гарик предъявил разрешение на торговлю. А документ в этот момент находился на продлении в муниципалитете. Майор не хотел ничего слушать и заявил, что он арестовывает товар. Бедный Гарик дрожащими, буквально, руками распихал книжки по банановым коробкам и отвез их на садовой тележке в опорный пункт милиции. Когда Леонид Петрович явился на «Камергер» – так книжники называли свое торговое пространство – торговой точки на месте не было, а был только Гарик, который стоял отрешенно на весеннем ветру, как верный присяге часовой, про которого забыли. Гарик был так убит, так убит…

– Да ладно, – весело сказал Леонид Петрович, – не убивайтесь. Берите тележку, пошли к майору. – «Двести пятьдесят рублей», – думал искушенный уже к тому времени Леонид Петрович, – двести пятьдесят рублей, и вся проблема». – Но майор содрал с него все триста.

Во всяком случае, торговая точка через полчаса была восстановлена, и Гарик вновь приступил к своим обязанностям и посматривал весело. И выручка в тот вечер была совсем не плохая.

– Что вы так-то уж сильно робеете? – спросил Гарика Леонид Петрович. А Гарик вот что ему ответил:

– Я всякое начальство боюсь. Если человек в форме, то у меня от страха ноги отнимаются… Ну и язык…

Эх…

Внимательный читатель уже, наверное, заметил, что Леонид Петрович обращался к Гарику исключительно «на вы», тогда, как Вадику он сразу стал «тыкать». А если заметил, то вправе потребовать разъяснений. И разъяснения не заставят себя ждать. Вот они.

Во-первых, Гарик был уже не молод. Ему весной стукнуло тридцать девять. А во-вторых, Гарик был артистом! Да-да, самым настоящим артистом, который выходил на сцену, играл свою роль и раскланивался после спектакля. Правда, сцена была, скажем честно, не МХАТовская, а клубная, но все-таки… С началом перестройки в стране, как грибы после дождя, полезли наружу бесчисленные театры-студии, опьяненные репертуарной свободой режиссеры дерзали на подмостках второго эшелона, то обретая, то теряя публику. Театры-студии быстро возникали, но и быстро умирали, как дождевые пузыри на весенних лужах: им никто не мешал, но никто и не поддерживал материально. И только единицы из сотен выживали, заботливо окучивая ростки талантов. Но ведь кто-то же в этих студиях играл? Вот – Гарик. Играл на голом энтузиазме, заслуживавшем уважение. Леонид Петрович его и уважал. И когда Леонид Петрович с Мариной перебрались на клуб, они взяли с собой и Гарика – грузчиком. Но на клубе как-то у Гарика не заладилось. Он не подходил к суровому клубному рационализму. Гарик был не просто старательным работником – он был чересчур старательным. Если ему говорилось, что нужно принести со склада то-то и то-то, он от своей старательности улетал наверх, не дослушав, и уже наверху начинал понимать, что одно «то-то» пролетело мимо ушей, и ему приходилось совершать две ходки вместо одной. Если он приносил и ставил на пол столбик из четырех пачек, то делал это спешно и убегал, не оглядываясь. Столбик за его спиной обязательно падал, но он этого уже не видел. Стоило Леониду Петровичу отвернуться, как Гарик уже кому-то что-то тащил – совершенно безвозмездно, из одной только вежливости. Собственно, с этим можно было бы мириться, потому что таких преданных и абсолютно честных людей, как Гарик, нужно было поискать. Леонид Петрович и мирился до поры, уважая Гарика, как творческую личность, и будучи с ним исключительно «на вы». Более того: он решил перевести Гарика на роль своего помощника, так сказать, из статистов – в персонажи. Это-то и погубило их союз.

Как-то Леонид Петрович сказал Гарику:

– Гарик, вот вам пятьсот рублей.

– Зачем мне? – испугался Гарик. – Я не заработал.

– Вы дослушайте, пожалуйста.

Гарик приготовился слушать.

– Отправитесь в издательство «Никас», где мы с вами прошлый раз грузились. Найдете?

– Найду, – с готовностью согласился Гарик. Он хорошо ориентировался в Москве.

– Там для нас отложен «Русский пятый» – двести пятьдесят пачек. Они получили по обмену, а мы с Мариной у них выкупили на корню.

Гарик кивнул. Он знал, что «Русский пятый» был в этот момент на клубе дефицитом.

– Ну, вот, погрузите на машину и привезете на наш уличный склад. Вместе с водителем разгрузите. Машина подойдет к шестнадцати ноль-ноль. Тентовый «УАЗ». Теперь деньги: водителю – триста за перевозку и сто за разгрузку. Сто – вам, на мелкие расходы: покушать там, попить и вообще…

– Мне не нужно, – торопливо возразил Гарик.

– Нужно, – строго сказал Леонид Петрович, и Гарик согласился.

И они разошлись. Гарик поехал по своему заданию, Леонид Петрович – по своим делам.

Ну что тут долго рассказывать? Нанятая Леонидом Петровичем машина в издательство не пришла. Как потом выяснилось, она по дороге попала в аварию. Гарик подождал, потомился, да и уехал, горестно вздохнув, домой. Можно было, конечно, попробовать нанять какую-нибудь другую машину, и Гарик попробовал. Он вышел на проспект и стал робко поднимать руку. Но транспорт проносился мимо, не обращая на него внимания. Вот Гарик и отправился домой, как уже было сказано, – горестно вздохнув.

Леонид Петрович, уверенный в том, что книги уже отгружены или отгружаются, мысленно подсчитывал завтрашнюю прибыль. Учебник русского языка для пятого класса был в дефиците. Однако просто по военной привычке проверять течение дел, решил позвонить в издательство, чтобы удостовериться, что книги вывезены.

«Каково же было его удивление…» – так можно начать следующую фразу, начать, да и не продолжать, потому что догадливый читатель теперь уже сам вообразит содержание телефонного разговора, дальнейшие действия Леонида Петровича, да и слова, выпущенные им в воздух по дороге к станции метро и адресованные своему старательному, но робкому помощнику. Вообразит и то, как он энергично ловит грузовик, загружает-разгружает вожделенный «Русский язык» для пятого класса и усталый, но злой возвращается домой ровно к бою кремлевских курантов.