Стоило полицейским, охранявшим посольство, задержать выходившего с деньгами представителя, и на Партию независимости обрушились бы жестокие репрессии!

Все, правда, обошлось, но это насторожило меня еще больше. По опыту я знал, что такие «удачи» случаются, как правило, тогда, когда операция проходит под контролем спецслужб, а участвующее в ней лицо является их агентом.

Я хотел немедленно сообщить об этом в Центр, но не стал этого делать, чтобы не раскрывать источник своей осведомленности и не подводить Захарова. И правильно сделал! Дальнейшие события показали, что если бы я послал такую шифртелеграмму и в ЦК догадались, откуда мне стало известно о самодеятельности Дэ-Пэ-Дэ, участь Захарова была бы просто плачевной.

Прошло некоторое время, в страну вернулся «Странник» и на первой же встрече со мной рассказал, что в его отсутствие была осуществлена передача денег на нужды его партии, за что он весьма признателен руководству КПСС, однако при этом произошло какое-то недоразумение: вместо обещанных сорока тысяч долларов (эта же сумма фигурировала и в секретной переписке) представитель доставил на пять тысяч меньше.

Воспользовавшись этим, я подробно расспросил «Странника» о деталях этой операции, и мне стало ясно, что кто-то — Дэ-Пэ-Дэ или получивший от него деньги представитель партии — присвоил эти пять тысяч долларов.

Теперь у меня были все основания, не опасаясь подставить Захарова, сообщить о случившемся в Центр. Что я и сделал, высказав, естественно, свои предложения о необходимости тщательной проверки этого происшествия.

Ответ из Центра, хоть и был составлен в изысканных выражениях, по существу означал: не суйте свой нос в дела ЦК, не наводите тень на его полномочных представителей, пусть товарищи из руководства Партии независимости сами разбираются, как это случилось. А еще мне недвусмысленно дали понять, что я превысил свои полномочия, и посоветовали, выражаясь дипломатическим языком, предать весь этот инцидент забвению!

Это было вдвойне обидно, потому что шло вразрез с моим пониманием служебного долга и заботой о престиже родной страны.

Теперь, когда начальник отдела напомнил эту, как он выразился, темную историю, я не упустил возможности высказать ему свою обиду за несправедливо полученный нагоняй.

— Черт побери, Михаил, ты же умный человек! Неужели ты не понял, что я всего лишь сообщил тебе мнение ЦК? Да еще в очень мягких выражениях. Если бы ты знал, какими словами мне делали внушение после твоей телеграммы!

Начальник отдела встал и нервно прошелся по кабинету.

— Ты мне лучше скажи, — остановился он напротив меня, — не эта ли история послужила поводом для твоего вызова на Старую площадь? Заметь — тебя вызвали не через меня, а напрямую!

— Меня смущает одна деталь, — сказал я. — Инцидент с деньгами находится в компетенции международного отдела. Почему тогда меня вызвали в административный?

— Да это же одна… — начал начальник отдела, но вовремя спохватился и осекся на полуслове. Он еще немного походил по кабинету, потом сел напротив меня за приставной столик.

— Вот что, Михаил, мой тебе совет: приедешь, разберись на месте, не накатал ли на тебя Драгин какую-нибудь телегу.

— А как я могу разобраться? — прикинулся я наивным младенцем. — Разрабатывать секретаря парткома?

— Ты кто, резидент КГБ или хрен моржовый?! — вспылил начальник отдела. — Учить тебя, что ли? Ты понимаешь, что если ты этого не сделаешь, тебя схарчуют? И никто — запомни! — ни я, ни начальник разведки тебя не спасут.

— Так мне завтра лететь? Или остаться и ждать вызова в ЦК, — на всякий случай спросил я.

— Я никаких указаний на этот счет не получал. Если до конца рабочего дня мне не позвонят, завтра меня не найдут. По крайней мере, я постараюсь, чтобы меня не нашли…

Начальник отдела пересел за рабочий стол, записал что-то на листке перекидного календаря и снова обратился ко мне:

— А ты пораньше поезжай в аэропорт и сиди там. Если не снимут с рейса, лети с Богом. И не дай им себя сожрать! Иначе сам пропадешь и дело загубишь! А я тебя здесь прикрою, как смогу…

Рассказ Гладышева о кознях Дэ-Пэ-Дэ рассеял мои последние сомнения в том, кто присвоил партийные деньги. Иначе было трудно объяснить, с какой это стати он должен был меня бояться и пытаться скомпрометировать.

Откровенность посла и мне давала возможность быть с ним более откровенным. А потому я изложил ему историю с передачей денег, а заодно рассказал и о вызове в ЦК, умолчав только о своем разговоре с начальником отдела и полученных от него рекомендациях.

Внимательно выслушав меня, посол спросил:

— Михаил Иванович, а почему вы сразу не рассказали мне о пропавших деньгах?

— Простите, Евгений Павлович, но у меня не было уверенности, что вы не в сговоре с Драгиным, — честно признался я. — Ведь вы мне тоже ничего не сказали о поручении Инстанции. И деньги с посольского счета были сняты по вашему указанию.