– Ты слышал, она пожелала мне приятного хмеля!
– с восторгом произнес он, видя во мне свидетеля своего неслыханного успеха и потому проникаясь к таковому самыми теплыми чувствами.

– Конечно, - поддакнул я, - и, по-моему, ты ей очень понравился.

– Да?!? Ты это заметил?
– и с этой минуты он стал моим лучшим другом.

Теперь мы встречались в трактире каждый вечер. Его звали Кастл. И поскольку Эмата, по понятным причинам, всегда особо отмечала наш столик и неизменно задерживалась возле него, моя потенциальная жертва уже не впадала в обычный ступор, а просто молча пожирала ее жадными глазами.

К четвертому вечеру я уже знал об обозниках многое и кое-что о жизни в столице.

Обозники были особой кастой. Их жизнь проходила в специальных закрытых казармах и на свободу их не выпускали. Единственным их развлечением были настольные игры, типа нашего домино и костей. Каждая группа обозников обслуживала определенный ярус, поэтому узнать что-то о других ярусах мне не удалось. Свободный выход в город имели лишь старшие обозники и то по специальному графику.

– Значит, ты никогда не знал женщин и тебе нельзя жениться?
– спросил я.

– Да, - ответил он зардевшись.

– А, как же старшие обозники, они тоже не имеют семей?

– У них есть общие жены.

– Общие жены?
– поразился я.

– Они занимают отдельную казарму, и на закрытой ее половине живут только женщины. Дети, которые рождаются у них от старших обозников, воспитываются там же и затем сами становятся обозниками.

– И тебе нравится такая жизнь?

– Какая есть, другой мне не положено, - горько вздохнул он.
– Я родился обозником и умру обозником - такова моя доля.

– Но деньги-то вам платят за вашу работу?

– Платят немного. Да и зачем они нам? Нас кормят и одевают бесплатно, за счет императорской казны. Деньги тратить некуда и копить бессмысленно. Вот и проигрываем их в кости. И раз в период наслаждаемся свободой в этом и других становищах, пьем пиво, общаемся с другими людьми. Это длится долго.

– Ты никогда не хотел сбежать из своей казармы?

– А, куда? И потом все равно ведь поймают и тогда приговорят навечно к каторжным работам на рудниках. А я видел, как живут рудокопы… Нет, лучше быть обозником, чем рудокопом.

– На рудниках, сказал он, - отметил я про себя, - выходит этот ярус не единственный, где есть рудник?

– Ты бывал на других ярусах?

– Нет. Уже много периодов мы посещаем только этот ярус. Но здесь так хорошо, на другой никто не хочет.

– А рудники? Они есть и на других ярусах?

– Не знаю. Но слышал от старшего обозника, что самых отъявленных преступников ссылают совсем в другой мир, вне нашей империи. Там тоже есть рудник, там не бывает дня - только ночь, и оттуда никто не возвращается.

– Старший обозник что-нибудь знает, где находится этот другой мир?
– осторожно поинтересовался я.

– Вряд ли. Он тоже слышал от кого-то. А тебе зачем? Хочешь туда попасть?

– Нет, просто интересно. Я ведь, кроме нашего яруса вообще нигде не бывал, - ушел я от этой темы, - ты вон в столице живешь…

– Только что живу…, - вздохнул Кастл.

– И я бы очень хотел туда попасть, - закинул я удочку.

Но мой собеседник заскучал, вспомнив о своей постылой жизни в казарме, и ушел в себя. Я не стал форсировать события. Пусть попереживает. Я ведь и раны разбередил ему не напрасно. Мы еще вернемся к теме о лучшей жизни.

К вечеру пятого дня обозники закончили сбор кип у тканщиков и завтра должны были пойти к рудокопам. Я знал, что грузовой отсек уже почти полон и в другие становища яруса обозники пойдут следующими рейсами. Об этом говорил еще Мальен. Мне следовало начинать решительные действия.

Как обычно, мы встретились с Кастлом вечером в трактире. Он был грустен. Работа на нашем ярусе заканчивалась, и Эмату он сможет увидеть лишь в следующем периоде.

– Скоро уезжаете?
– поинтересовался я.

– Да, - он тяжело вздохнул и окинул зал трактира тоскливым взглядом.

– Слушай, а как вы перемещаетесь на другой ярус? Большая тележка вас везет, что ли? Столько груза-то…

– Я не знаю, как это происходит, - бездумно ответил он, уже шаря взглядом в поисках Эматы.

– Как это не знаешь? Не хочешь рассказать старому другу о своих дорожных ощущениях? Мимо чего проезжаете, что видите?

– Ничего мы не видим. Садишься в кресло, старший нажимает какую-то кнопку на штуковине, которая открывает и закрывает вход и все.