На шоссе у ворот резиденции стояли три «Волги». Гуров подъезжал к воротам вплотную. Из боковой двери выскочил полковник Авдеев и, узнав «Жигули» Гурова, крикнул в глубь сторожки, ворота медленно открылись.

Авдеев упал на переднее сиденье, схватил Гурова за рукав:

– Я тебя ждал!

– Николай, давай без нервов, – Гуров отстранил руку полковника. – Высокое начальство прибыло?

– Да. Заместитель Генерального прокурора, два генерала от нас, ваш замминистра!

– Понятно. Значит, работать начнем не скоро.

– А чего работать? Все кончено, он застрелился!

– Тогда прекрасно, значит, не будем работать, я лишь упакую пожитки, выпьем по рюмашке и разбежимся.

– Ты можешь разбегаться, я обязан ждать команды, возможно, и самого Гораева.

Гуров оставил машину за хозяйственными постройками, зашел в отведенную ему квартиру и начал собирать вещи. Через несколько минут он бросил сумку на диван и вышел на крыльцо, закурил – решал, идти на место происшествия или ждать, когда позовут. Дело было отнюдь не в гордости. При чем здесь самолюбие? Да пока его никто ни в чем не обвинил и не оскорбил. Просто сыщик прекрасно знал, что, когда съезжается большое начальство, царит неразбериха, рядовой розыскник совершенно никому не нужен, может пригодиться разве что в качестве громоотвода. Если начальники хотят скушать самоубийство – их дело, заштатного полковника никто и слушать не станет. Осматривать место происшествия есть кому, трупом займутся медики, фотографы изготовят снимки, в общем, следует ждать: пригласят – хорошо, не пригласят – еще лучше. Хотя чего хорошего? Когда произойдет очередное убийство, о полковнике Гурове вспомнят, повесят всех собак. До чего противно! Он курил, смотрел в глубину парка, где стояла группа высокопоставленных чинов. Чего слетелись, ведь не понимают ни черта!

От группы отделилась фигура, направилась в сторону пристроек, махнула рукой, явно обращаясь к Гурову. Он не двинулся с места, ждал и вскоре в приближающемся человеке узнал следователя прокуратуры Гойду.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – следователь пожал Гурову руку. – Это я попросил отыскать вас и прибыть, а вы прибыли и хоронитесь.

– Жду, когда разъедутся вельможи и последует команда, как строить мост – вдоль или поперек.

– Недобрый вы, Лев Иванович, – следователь грустно улыбнулся. – Что меня, признаюсь, удивляет, сильные люди редко бывают злыми.

– Я не злой, просто неоднократно битый, лишнего мне не надо, хочу получить по минимуму, Игорь Федорович, – ответил Гуров, погасил сигарету о подошву, выщелкнул окурок в кусты. – Жаль Илью, неплохой парень, мало что убили, еще и имя изгадили…

– Да вы даже труп не видели…

– Прикажут – посмотрим. А трупов я видел, к сожалению, множество.

– Он выстрелил себе под челюсть, прижав ствол вплотную. «Вальтер», калибр семь шестьдесят пять, с глушителем, отпечатки только Егорова, уже установлено. – Следователь взглянул на Гурова с любопытством.

– Естественно. Так и должно быть, – равнодушно ответил Гуров. – Я такой опытный и талантливый и столь грубо ошибаюсь. Около часа назад я утверждал, что из этого «вальтера» больше никого не убьют и мы данный пистолетик никогда не увидим. Вот так я фраернулся, довольно простой фокус не сумел предвидеть.

– Я вас не понимаю, Лев Иванович.

Гуров посмотрел в лицо следователя, увидел умные, грустные глаза. Гойда явно лукавил, хотя в данной ситуации подобное слово не годилось.

– Вы сколько лет работаете? – спросил Гуров.

– Около пятнадцати.

– Солидно, могли бы за такой срок научиться врать и убедительнее.

– Я не вру. – Гойда обиженно засопел. – Я себя проверяю. Для того и попросил вас приехать.

– Проверить себя всегда полезно, только сейчас ни к чему. Мы с вами знаем, что парня убили, и доказать это несложно, дело техники. Ну какого черта они сюда приперлись? – неожиданно вспылил Гуров. – Как к парадному подъезду! Мол, как же, как же, я был на месте, видел… Элементарного чувства самосохранения не хватает, ведь это опасно. Они признают самоубийство, прекратят дело. Что они будут говорить потом?

– Такой умный и такой наивный, – сказал насмешливо Гойда. – Они ничего не будут говорить – ни сейчас, ни потом. Заместитель генерального мне уже объявил, чтобы я писал заключение по факту самоубийства, провел сравнительную экспертизу. Он сказал – самоубийство, а я должен это написать, подтвердившись заключениями медиков и баллистиков. Он сейчас уедет, а я останусь, и ваши генералы разъедутся, а вы останетесь. И в любом случае за все будут отвечать следователь и розыскник. Я за всю жизнь не слышал, чтобы за провал дела ответил руководитель, какое бы указание он ни давал.

– Так нас отсюда официально не уберут? – спросил Гуров.

– Вот когда мы все отпишем, когда они все бумаги обслюнявят и решатся наложить резолюции, тогда уберут.

– Я докажу, что это убийство. – Гуров закурил и чертыхнулся: – Никакой силы воли, стоит только предлог найти, как начинаю курить.

– Как это вы докажете, очень мне интересно?

– Игорь Федорович, кончай дурака валять, знай меру.

– Ну хорошо, хорошо, не буду. – Гойда согласно кивнул. – Я прикажу провести экспертизу, и на правой руке Егорова следов пороховых газов не обнаружат. Но этого маловато будет.