Шрифт:
— Говоря «мы», ты имел в виду Эйдолона?
— Нет, я имел в виду нас.
— Очень тактично, — заметил Торгаддон. — В начале Великого Похода Дети Императора некоторое время сражались с нами бок о бок. Это было до того, как ваш Легион достаточно вырос, чтобы действовать самостоятельно.
— Я знаю, сэр. Я служил в то время, но тогда был еще рядовым солдатом.
— Значит, тебе известно, с каким уважением относились к вашему Легиону Лунные Волки. Тогда я тоже был только младшим офицером, но прекрасно помню слова Хоруса… как это… Да, он говорил, что Дети Императора — это живое воплощение Адептус Астартес. С вашим примархом Хоруса связывают особые узы. За время этого похода Лунным Волкам довелось сотрудничать почти со всеми Легионами. И до сих пор мы считаем ваш Легион одним из лучших, с которым пришлось сражаться бок о бок.
— Мне приятно слышать это от вас, сэр, — ответил Тарвиц.
— Тогда… почему вы так сильно изменились? — спросил Торгаддон. — Неужели и остальные старшие офицеры вашего Легиона похожи на лорда Эйдолона? Его высокомерие меня поражает. Такой заносчивый…
— Наш характер обусловлен не заносчивостью, сэр. Наше превосходство в безупречности. Но один человек всегда может ошибиться относительно другого. Мы равняемся на Императора, возлюбленного всеми, и в стремлении быть на него похожими мы можем показаться кому-то надменными и высокомерными.
— А тебе никогда не приходило в голову, — спросил Торгаддон, — что, как бы ни было похвально стремление изо всех сил подражать Императору, есть одна вещь, которой вы не должны пытаться достигнуть: его превосходство? Он ведь Император. Он — единственный. Можно пытаться подражать ему во всех отношениях, но не стоит допускать и мысли, что можно оказаться на одном уровне с ним. Никто не может достичь его высоты. Никто не может с ним сравниться.
— Наш Легион это понимает, — сказал Тарвиц. — Хотя иногда это не доходит до остальных.
— Безупречность не подразумевает излишней гордости, — продолжал Торгаддон. — В чувстве превосходства над другими и самоуверенности нет ничего достойного восхищения.
— Мой лорд Эйдолон понимает это.
— Хорошо бы он на деле доказал свое понимание. Он едва не погубил вас и даже не извинился за свои ошибки.
— Я уверен, в скором будущем он надлежащим образом выскажет вам благодарность за усилия по нашему спасению и…
— Я не хочу никаких одолжений, — прервал его Торгаддон. — Вы — наши братья — оказались в беде, и мы пришли на помощь. На этом все кончено. Но мне пришлось спорить с Воителем, чтобы получить разрешение на высадку десанта, поскольку он считал безумием посылать очередную группу людей на верную гибель в неизвестное место, на встречу с неизвестным врагом. А Эйдолон пошел на это. Ради воинской чести и гордости, как мне кажется.
— Как же вам удалось переубедить Воителя? — удивился Тарвиц.
— Это не моя заслуга, — сказал Торгаддон, — а ваша. В этой местности прекратился шторм, и мы уловили ваши вокс-сигналы. Тем самым вы доказали, что еще живы, и Воитель немедленно отдал приказ о выброске штурмовой группы. Надо же было вытащить вас отсюда.
Торгаддон перевел взгляд на мерцающие звезды.
— Шторма это их лучшее оружие, — пробормотал он. — Если мы собираемся привести этот мир к Согласию, необходимо найти способ борьбы с ними. Эйдолон высказал предположение, что ключом к их тайне могут быть деревья. Что они могут служить генераторами или усилителями бурь. Он сказал, что, как только он уничтожил деревья, шторм тотчас прекратился.
Тарвиц немного помолчал.
— Мой лорд так и сказал?
— Это единственное разумное высказывание, которое я от него услышал. Он сказал, что заложил под деревья заряды и взорвал их, и буря мгновенно ослабела. Это интересная теория. Воитель приказал использовать передышку между штормами, чтобы всех отсюда эвакуировать, но Эйдолон упорно настаивает на поиске и уничтожении других деревьев в надежде прорвать оборону противника. Как ты думаешь?
— Я считаю… Мой лорд очень мудр, — сказал Тарвиц.
Стоящий неподалеку от них Балли слышал весь разговор и уже не мог больше сдерживаться.
— Капитан, разрешите мне кое-что сказать, — заговорил он.
— Не сейчас, Балли, — остановил его Тарвиц.
— Сэр, я…
— Балли, ты слышал приказ, — поддакнул подошедший Люций.
— Как твое имя, брат? — спросил Торгаддон.
— Балли, сэр.
— Что ты хотел сказать?
— Это не важно, — фыркнул Люций. — Брат Балли лезет со своими разговорами без очереди.
— А ты — Люций, верно? — спросил Торгаддон.
— Капитан Люций.
— А Балли — один из тех, кто стоял подле тебя и сражался за твою жизнь?
— Это так. И я благодарен ему за службу.
— Может, тогда стоит разрешить ему сказать? — предложил Торгаддон.
— Это было бы неуместно, — упорствовал Люций.
— Вот что я вам скажу, — решил Торгаддон. — Как командир штурмовой группы я здесь обладаю определенной властью. И я буду решать, кому говорить, а кому молчать. Балли? Давай послушаем, что ты скажешь.