Это женщина, которая целыми днями моет общественный туалет. Она могла бы сетовать, что занимает самую нижнюю ступеньку общественной лестницы. А вместо этого Валери возвышает дух каждой посетительницы, вне зависимости от того, на какой ступеньке лестницы стоит она.

– Надо бежать, надо бежать, надо бежать прямо сейчас, – напевает она, прихлопывая обтянутыми перчатками ладонями.

Невозможно не восхищаться тем, как она радуется жизни на рабочем месте, которое – с полным на то основанием – можно было бы назвать отстойным.

Есть и другие люди, с такой же радостью делающие свою работу. Я как-то читала некролог медсестры, которая пела своим пациентам. Пациенты ее обожали и всегда просили, чтобы за ними ухаживала «поющая медсестричка».

А есть еще Роберт Макинтайр, который работает рецепционистом в кливлендской клинике. Его работа – предлагать свою помощь, кресло-каталку или показать пациентам ракового центра и их родным, где вход и выход.

Роберт делает это творчески: он носит красный сюртук и черный цилиндр и не разговаривает, а поет, обращаясь к каждому.

Он никогда не мечтал быть певцом. Однажды решил было поступить в церковный хор, но хормейстеру никак не удавалось удержать в узде брата Макинтайра. Ему вроде бы полагается быть тенором, но его голос странствует в любом направлении, в каком пожелает.

– Я просто напеваю то, что радует мои голосовые связки, – говорит он.

Его певческая карьера началась 15 лет назад в гараже другой больницы. Он был служителем гаража, и ему нравилась акустика парковочного этажа. Однажды он принес с собой магнитофон, убедился, что вокруг никого, и самозабвенно запел песню Under the Broadwalk.

– Там никого не было, кроме меня и машин, – вспоминает он.

Закончив петь, Роберт услышал громогласные аплодисменты. Он обернулся и увидел толпу человек в тридцать, и все они хлопали.

Ой-ой, подумал он, я потеряю работу.

С этого момента и по сей день он поет при любой возможности. Роберт в своем красном сюртуке и черном цилиндре дает ежедневные представления в кливлендской клинике, в раковом центре Тоссиг, исполняя пациентам серенады.

– Я и консьерж, и привратник, и носильщик, – говорит он. – Я – целый конгломерат всякой всячины.

На его именном жетоне изображен лысый человек в огромном цилиндре, который остался от работы в качестве привратника в дорогом отеле. Когда Роберт его не надевает, то называет себя «членом тайного братства».

Он хранит свой цилиндр в серебряном шкафчике рядом со столом информации вместе с гигантским пластиковым мешком, полным заламинированных семейных фотографий. На одной из них изображен его брат, который умер от рака легких.

– Я пел для него, – говорит он. – Я сделал все, что мог.

В репертуар Роберта входят песни «Теперь я ясно вижу», «Сладкий час молитвы», «Ты потерял то ласковое чувство», «Мистер Боджанглс» и «Бог по-прежнему на троне». Он заставляет пациентов почувствовать себя особами королевской крови. Они приходят, ослабевшие от рака, химиотерапии, опираясь на трости и ходунки. Своей улыбкой и песней Роберт помогает им выпрямиться.

Его знают все, кто бывал в клинике в последние пять лет – именно столько он здесь работает. Когда он пел песню «Ты – все», его прервала какая-то женщина. «Вы Роберт? – спросила она. – Я слышала о вас много хорошего».

Он улыбнулся и спросил: «Что я могу для вас сделать?»

Потом подошел к машине, взял ее тонкую руку в свои ладони и помог сесть в кресло-каталку. Роберт не любопытствует, не задает вопросов. И поет он негромко. Люди часто спрашивают его: «Где вы выступаете?»

«Здесь, вот прямо здесь», – отвечает он.

Когда говорят, что ему следовало бы быть профессиональным певцом, он отвечает: «Я и есть профессионал. Я профессиональный певец ракового центра».

Ради одной пациентки он согласился петь не только в центре. Роберт всегда пел для Ширли Дорси песню Smoke Gets in Your Eyes. Ширли пришла в центр на облучение и химиотерапию, чтобы бороться с меланомой. Химиотерапия ей не помогла, зато помог Роберт. Он пел ей церковные гимны. А когда она умерла, ее муж Эд попросил Роберта спеть на похоронах.