Женщина показывала ему: «Уходи, тебе не сделают плохо». Ребенок поднялся — боли в ноге уже не было. Он бежал, спотыкался, падал, разбивая колени, подальше от этого страшного места. Но, к своему ужасу, Хамид снова прибегал в нежилой квартал к разрушенному дому, где стоял полугрузовик и боевик с огромной черной бородой командовал: «Огонь!»

Мать и отец Хамида не заметили, как их сын пришел домой. Хамид не хотел попадаться им на глаза. Войдя в квартиру, мальчуган тихо пересек коридор, прошел мимо комнаты, где были родители, и спрятался на балконе. Лишь позднее они услышали его стоны. Это был редкий день, когда его отец, обычно пропадавший на работе с утра до вечера, был дома. Сегодня ему дали выходной, который он хотел провести с семьей.

Открыв глаза, Хамид вскрикнул, увидя перед собой лицо мужчины, но быстро успокоился. Отец поднял его на руки.

— Ты кричал! Что-то случилось, сынок? — заботливо спросил Мустафа.

«Нельзя никому говорить, что я видел, — эта мысль вернулась в сознание мальчика. — Никому! Предупредили! Убьют!» — вспомнил он.

— Нет, мне приснился плохой сон, папа, — ответил сын.

— Когда ты пришел, мы не видели тебя, — произнес отец, внимательно глядя в лицо сыну. — Ты плакал!

«Не говори! (Черное отверстие ствола пистолета смотрело на мальчика, и страшный огромный полицейский из сна грозил ему кровавым кулаком.) Не говори!»

— Это сон, папа, все хорошо! — попытался улыбнуться Хамид.

Мустафа — отец ребенка — брался за любую работу, пытаясь прокормить свою семью. Он работал и грузчиком — в магазинах, в порту, и строителем, и уборщиком. За годы изнурительной работы у него не выпадало времени для отдыха. Его мозолистые ладони были постоянно в ссадинах, которые, не успевая заживать, появлялись опять. Последнее время отец работал резчиком в небольшой компании, изготавливающей поделки и сувениры из оливкового дерева и жемчуга.

В его редкие свободные минуты Хамид любил гулять с отцом у моря. Мустафа рассказывал ему о кораблях, которые они видели во время прогулок, о том, как он в молодости работал на разных судах. Истории из морской жизни будоражили воображение Хамида. Слушая о жизни моряков, мальчик хотел стать таким же, как они, и уплыть далеко-далеко в неведомые страны. Он хотел, как когда-то отец, ловить рыбу в океанах, купаться с дельфинами и чувствовать на губах соленый океанский ветер…

Мать Хамида была женщиной невысокого роста, с добрыми глазами. Смуглое лицо Аманы, чуть заостренный подбородок были присущи тому типу восточных женщин, которые не блещут особой красотой, но, тихие и кроткие, всегда обеспечат в доме уют и порядок. Мальчик очень любил праздник Рамадан — месяц лунного арабского календаря, в который через пророка Аллахом на землю были ниспосланы первые божественные откровения, собранные затем в Коране. Тогда мать готовила «рамаданную хариру», а сын мог сидеть часами рядом с ней во время готовки. Хамид всегда помогал ей резать мясо, давить вареную чечевицу и смешивать тесто, разведенное холодной водой. В такие минуты он был счастлив. Счастлив тем, что нет бомбежек, никто не стреляет и они всей семьей могут спокойно кушать финики с горячей харирой и праздновать Рамадан.

А скоро его мама должна была родить. У Хамида появится братик или сестренка. Родители сказали, что ему придется заботиться о ней.

Мустафа обнял сына, но через мгновение резко отшатнулся.

— От тебя пахнет порохом! Где ты был? — спросил он, внимательно глядя Хамиду в глаза.

Мальчик молчал. Ему многое хотелось рассказать, но страх сдерживал его. В этот момент к ним подошла мать Хамида. Взглянув на сына, она прижала его к себе.

— Сынок! Что произошло с тобой? — спросила Амана.

Мальчик, не сдерживая рвущихся на волю слез, обнял ее и заплакал.

— Я не могу! — повторял он. — Нельзя!

— Не бойся, малыш, никто тебя здесь не обидит! — сказал Мустафа. — Ведь мы же с тобой.

Наплакавшись вдоволь, Хамид все же решился. Как мог, сбивчиво, часто останавливаясь и путаясь, он рассказал все, что видел. О террористах, о переодетых полицейских. О том, что его увидели и тоже хотели убить, но не убили, а приказали молчать. Иначе — смерть.

Выслушав ребенка, отец вскипел:

— Эти люди из «Хамаса» — скверные мусульмане, из-за них у нас такие проблемы! Нет работы, нет еды, люди на улицы боятся выходить. Все школы разрушили, больницы, полгорода под руинами, а им все мало! В машинах с гуманитарной помощью оружие свое перевозят! Зачем евреев обстреливать? Чтобы они потом вертолеты прислали и по нашему кварталу ракеты пустили? Даже в Коране написано, что они «люди Книги»! — восклицал отец Хамида.

— Конечно, верхушка хамасовцев потом в бункерах да своих норах отсидится, а страдать нам всем! — поддержала мужа Амана. — Не такой жизни хотели мы, когда выбирали совет. Пусть живут себе эти евреи — так нет же, детей неразумных вербуют. Взрывчатку к поясу им цепляют, и за идею — на смерть. Перед мечетями листовки в руки суют, — продолжала она. — А в мире вообще многие считают, что мы убийцы и террористы. За что нашему народу такая доля? И спать страшно стало — не приведи Аллах, на крышу дома заберутся и из установки своей начнут палить. Так и родить раньше времени недолго…

— От них одни беды, — говорил Мустафа. — Затеяли войну, в которой не выиграть. Какие же они освободители, когда свой народ не берегут, не заботятся о нем, а под пули израильские подставляют?

Обида и страх за сына сделали свое дело.

— И хорошо, что их убили, — решительно заявил Мустафа, — значит, сегодня стрелять больше не будут!

Затем он встрепенулся, подумав о том, что такими разговорами можно слишком обеспокоить беременную Аману.

— Все, хватит. Не волнуйся, тебе нельзя! — с теплотой в голосе сказал он жене, погладив ее живот.