В очередной раз он ненадолго заснул. Разбудил его непонятный шорох. Рядом кто-то был.

Очень осторожно, стараясь не выдать себя, Степан приоткрыл один глаз.

И тут он увидел такое, от чего чуть не вскрикнул в испуге.

Возле выхода стоял человек, он осторожно переливал содержимое ночного горшка в ведро.

Тело его было странным образом опухшим и перекошенным. Сквозь широкую серую рубаху проступали продолговатые бугры толщиной, наверно, с ногу взрослого человека. Они даже ветвились, напоминая корни старого дуба.

И что самое страшное – они шевелились, дрожали и пульсировали, словно огромные черви.

Степана холодный пот прошиб. Он ко всякому был готов, но не к тому, что в палатку заглянет такое вот чудовище. При этом он был уверен, что это не болезнь, не уродство, а что-то совсем другое – зловещее и нечеловеческое.

Человек вдруг поставил ведро, быстро сунул руку под рубаху и начал чесать себя широкими частыми движениями – словно белье на доске стирал.

И снова Степана пробила испарина – из-под рубахи раздался крысиный писк.

Он лежал, боясь дышать. Ему была страшна сама мысль, что жуткий гость обратит на него хоть какое-то внимание.

Но тот взял ведро и ушел.

Степан протяжно выдохнул. Он бы отсыпал горсть своих золотых запасов, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах это чудище не подходило к нему ближе километра.

День прошел сонно и бестолково, впрочем, другого ожидать было бы глупо.

А вечером случилось то, чего Степан и боялся.

– Здорово, застава! Гостей принимаешь?

В проходе стоял щуплый парень с рюкзаком на плече. Рыжие волосы выбивались из-под берета, лицо светилось бесшабашной улыбкой.

Степан как стоял, так и замер.

Гость застал его в тот момент, когда он поднялся с кровати и разминался после очередного пробуждения.

Степан смотрел прямо на него – бодренький, как огурчик. Он просто не успел притвориться слепым и слабым.

– Меня сюда определили на процедуры, – пояснил парень. Потом небрежно отдал честь и выпалил: – Ротный старшина Максим Егоров, служба огневого обеспечения дивизиона!

– Э-э… Борис. Борис Зайцев, штабс-капитан. – Про оперативное бюро он уточнять не стал. Брат доходчиво пояснил, что светить без дела свою воинскую профессию у них не принято.

– Ух ты. Давно вы тут, товарищ капитан?

– Пару дней.

«Все-таки товарищ. Надо запомнить».

Старшина пригляделся, заметив следы ожога на его лице.

– Так в вас бултышка плюнулась, я гляжу? Я тоже раз нарвался. Три дня спать не мог от боли и потом еще неделю с повязкой на глазах лежал. А у вас как, быстро прошло?

– У меня счастливый случай. – Степан с досадой констатировал, что в первую же минуту поставил себя на грань провала. – Врачи говорят, легко отделался.

– Ну и хорошо! – Парень бросил рюкзак на кровать. – У меня тоже отравление, говорят. Сыпь какая-то, понос. В рейде водички попил из ручья, называется. Первую ночь вообще с толчка не слезал. К обеду полегчало, а командир говорит – вали ты отсюда, Егоров, со своими глистами, не порть роте аппетит.

Степан не знал, что отвечать. Он боялся что-нибудь сморозить.

– Слушай… э-э… Максим. Я лягу поспать, мне тяжело еще… разговаривать.

– Да я понимаю, товарищ капитан! Спите на здоровье! – Он вдруг поперхнулся, сморщился и пощупал горло. – Паршиво как-то в животе. И во рту как коты насрали.

Зашел фельдшер, осмотрел лицо Степана, хмыкнул.

– Капитан, я мазь оставлю, сам себя обслужишь, если зуд начнется. Ты вроде совсем уже на поправку пошел. Глаза открывать пробовал?

– Пробую. Кое-что вижу, но еще больно. – Степан порадовался, как ловко обезопасил себя от неосторожных слов и поступков.

– А ты… – Медик повернулся к старшине. – Ты пока пей воды побольше. Завтра решим, чем тебя лечить.

– Ужин скоро?

– Жди – и дождешься, – буркнул фельдшер и ушел.

Максим скинул ботинки и растянулся на кровати, не раздеваясь.

– Ну и дела пошли, да, товарищ капитан?

– Ты о чем? – хмуро спросил Степан.

– Да я про переговоры на пустошах. Кочевники вообще оборзели! Министра на хер послали. У вас там знакомых не было?

– Где?

– В сопровождении. Их же наши ребята охраняли, погранцы. Вы там никого не знаете?