Можно сказать, что культура человечества во всех ее разновидностях обязана своим возникновением прежде всего тем людям, для которых по каким-то загадочным причинам чисто индивидуального психологического порядка ощущение чистой совести, даруемое выполнением велений социального инстинкта, представлялась важнее любого жизненного успеха, даруемого рассудочным хитроумием. Именно они, кто во что горазд, формулировали объяснения и оправдания своим ощущениям, а тем самым — придумывали причины и основания тому, что самые главные, вечные и наиболее благородные ценности жизни отнюдь не укладываются в прокрустово ложе себялюбивой жизненной тактики. А для этого таким людям прежде всего надо было определить эти самые вечные ценности, дать им имена, подыскать им убедительные, эмоционально завораживающие всемогущие источники.

А уж тогда из источников этих начала вырастать, вывинчиваться ввысь с каждым новым витком размышлений бесконечная (и для каждой культуры — своеобразная) спираль религиозных заповедей, этических построений, художественных красот, страстных самообвинений и мучительных самооправданий, исступленной веры в Добро и непримиримой ненависти к Злу, нескончаемых попыток примирить пользу и честь и найти между ними приемлемые компромиссы…

Так тоска людей по утраченной животной безмятежности породила Человека с большой буквы.

Именно развитие культуры, во многом уже самостоятельное и по своим внутренним законам совершающееся, приводит к весьма специфическим и, возможно, судьбоносным для человечества последствиям. Например, только благодаря культуре (тому, что возвышает человека над животным или, во всяком случае, выводит его из животного царства), возникают такие поля внутривидовой конкуренции, как «я самый верный помощник и сподвижник», «я самый бескорыстный», «я самый честный», «я самый нетребовательный». Как только в системе добродетелей, преподносимых культурой, появляются верность, бескорыстие, искреннее сподвижничество и пр., за золотые медали по этим видам спорта тоже начинает идти борьба среди тех, кто признает данные медали действительно золотыми, а не фальшивками.

А идет эта борьба очень даже социально полезными методами, весьма далекими от потуг на прямое животное доминирование и зачастую прямо противоположными им. Так человек очеловечивается, облагораживается. Разумеется, не каждый. К полному и безоговорочному очеловечиванию человека может привести разве что воскресение после Страшного суда.

Но базовые табу во всех культурах и базовые запреты этических религий — это повторяемая раз за разом отчаянная попытка сохранить человека в русле поведения, выстраданного сотнями сменивших друг друга поколений тех видов, у которых в силу их специфики возникли стаи, возникло социальное поведение, возникла иерархия, возникли механизмы переориентирования и подавления внутривидовой агрессии, в том числе механизмы такие высокие, как любовь, дружба, личная преданность вплоть до жертвенности и так далее. Этими табу и запретами типа «не убий» под страхом наказания богов человек пытался сам в себе подавить все мотивации и действия, отличные от тех, что соответствуют филогенетической морали.

Неплохо подходило для такой цели и уголовное право с его наказаниями уже совсем приземленными, откровенными и наглядными.

Очень важно, что чем в большей степени такое право подчинено морали — тем в большей степени оно несет на себе отпечаток социального поведения меньших братьев человека.

Среди возникавших в истории человечества правовых систем традиционное китайское право было едва ли не в наибольшей степени построено на принципе гарантированной государством силовой защиты моральных требований.

И вот несколько бьющих в глаза примеров.

На эпизодах из жизни множества разнообразных видов от рыб до птиц описываются совершенно одинаковые схемы поединков, возникающих при вторжении чужака на уже кем-то застолбленную под гнездо территорию. Все схватки такого рода выигрывает тот, чья территория. Вне зависимости от реального соотношения размеров и сил. А если в пылу боя победитель начинает преследовать побежденного и покидает свою территорию, да еще, не дай бог, углубляется на территорию соперника, их роли немедленно меняются и победителя побеждает недавний побежденный.

Ни Конфуций, ни Заратустра, ни Аристотель, ни Достоевский с его слезинкой ребенка не придумали бы, хоть всю жизнь думай, более справедливого решения проблемы.

Но на самом деле его никто не выдумывал. Просто в течение тысяч и миллионов поколений те, кто вел себя иначе, кто не ощущал воодушевляющего прилива сил дома и сковывающей робости вне дома, те перебили друг друга и не дали потомства, те не смогли защитить свои икринки, яйца и прочих младенцев и тем более не дали потомства. Вот и весь секрет.

У человека с его хитростью и подлостью, да вдобавок с его различиями в технике вооружений (скажем, крылатые «томагавки» против «калашей» полувековой давности) этот стереотип поведения, безусловно, начинает размываться очень рано. Но его так хочется сохранить!

В православной, например, культуре он приобретает вид максимы «не в силе Бог, но в правде». Если перевести эту фразу на простой и конкретный язык, она подразумевает, что тот, кто защищает свой дом — а трактовать это понятие можно как угодно широко: своя изба, свой город, своя страна — всегда будет сильнее агрессора. Должен быть. Должен чувствовать, что так будет. Дома и стены помогают. И мы прекрасно знаем, что от этой убежденности частенько и впрямь прибывает сил. Даже вполне реалистичные любители спорта совершенно по-разному оценивают шансы на победу на своем поле и на чужом.