J.M.
Шрифт:
– Значит, ты один видишь эту, как ее - сущность? Ты один, и больше никто?
– Да, ты все правильно понял. Я искал их, выслеживал. Не всегда это были дети. Я уничтожал их всех, как сорняки... А потом - в огонь. Против них может помочь только огонь, только огонь, Пит. Иначе... иначе они не уходят.
– Но ты же сжигал не только убитых?
– Не только... От живых так можно отделаться сразу и наверняка. Но, знаешь, это меня и подвело. Те десять детей стали последними, от кого я избавил мир. Это все их крики. Если бы они так не вопили, я услышал бы, как полицейские ломятся в двери, и ушел бы вовремя. Но с теми десятью я все-таки покончил. Правда, это мало, Пит, очень мало.
– Слушай, - на лице Филдингтона отражалось какое-то напряжение, почти тревога, - ты что же, занимался этим у себя дома?
– Что ты. Естественно, нет.
– А где?
– В церкви. В своем приходе.
– Где?..
– В моем приходе. Я же священник, Пит.
Услышав это, Реджинальд Питер Филдингтон, наркоман, застреливший шестерых из-за суммы денег, которой ему едва хватило на одну дозу, поперхнулся хлебной коркой, от которой машинально продолжал откусывать на протяжении всего разговора.
Наблюдая за "квартирантами" - расстрельниками - Уэсли вскоре понял, что всех их объединяет какая-то общая черта. На первый взгляд это были такие же разные люди, как остальные. Но если присмотреться внимательнее, по походке, по выражению лиц становилось ясно, что их жизнь отмечена печатью постоянного ожидания.
Их было пятеро. Пятеро людей, сломленных мрачной теснотой своих камер без окон, и тем, что каждые четверть часа, когда надзиратель совершал обход, их ожидание превращалось в настоящую пытку: сейчас? или еще четверть часа спустя? или завтра?..
Когда-то эти люди ломали чужие жизни. Теперь ломались их собственные.
Флэш не пытался представить себе, что они совершили. Если даже Мьют не приговорен к казни... Впрочем, здесь, скорее всего, дело в том, что Мьют считается психически больным.
"Может быть, Джим прав, может, права некоторых людей стоит нарушать - таких, например, как Мьют, или Филдингтон, или эти громилы, - думал Уэсли.
– Они вполне заслуживают того, чтобы закончить свои дни в таком месте, как Лабрисфорт".
Но ведь сюда могут попасть и невиновные. Разве он не доказал это на своем примере?
Числился среди "квартирантов" и некий Роджер Фрэнсис. Но не среди тех, пяти. Он был шестым, и статус имел особый. Ральф Фортадо рассказал Уэсли, что Фрэнсис благополучно пережил уже два расстрела - то есть, его оба раза не включали в очередную партию приговоренных.
Дело было в том, что Роджер Фрэнсис - ученый. Поговаривали даже, что он имеет научную степень - и, вроде бы, не одну, за что ему и прилепили кличку Доктор. Мнения о том, каких именно наук он доктор, расходились. Ральф был уверен, что наиболее вероятные варианты - математика и химия, либо - математика и физика, либо все три науки разом. Другие склонны были приписывать Фрэнсису если не докторство, то, как минимум, обширные познания в области биологии, информационных технологий, и еще каких-то нескольких -логий, которых Фортадо припомнить не мог. Возможность гадать о специализации Фрэнсиса существовала по той причине, что сам ученый на эту тему распространяться не любил. На научной почве Доктор был малость свихнут. А может, и не малость. Обсуждать свою работу или что-то с ней связанное здесь, в тюрьме, с арестантами для него было все равно что для адепта какого-нибудь тайного общества вести с непосвященными дискуссии о вере. То, что его не поймут - полбеды. Гораздо хуже, что сама по себе такая ситуация унизительна.
Но кое с кем в Лабрисфорте Доктору своим научным капиталом делиться приходилось. В этом заключался секрет его тюремного "долгожительства".
– Он пробыл на острове уже полгода, - сообщил Флэшу Ральф.
– Тех смертников, вместе с которыми его должны были расстрелять, уже давно сожрали рыбы.
– А почему это ему так везет?
– поинтересовался Уэсли.
– А ты угадай, - нарочито таинственно улыбнулся Ральф.
– Э-э... Говоришь, он химик?
– Ну да. Молодец, Флэш, ты умный парень. Доктор больше времени, чем в своей камере, проводит в специально оборудованной каморке за складом. И стряпает там для наших боссов наркоту. Думаю, что из таблеток, которые можно купить в любой аптеке. Средства от кашля, и все такое. А может, я ошибаюсь, и там что-то посерьезнее... И даже не только дурь.
– А что еще?
– Знать - не знаю. Но ведь попал сюда Доктор не из-за наркоты. Бомбы делал.
Но началось все не с бомб. Ральф рассказал Уэсли то, что ему было известно о Фрэнсисе. А известно ему было немало, потому что как-то раз он случайно услышал разговор двух надзирателей, которые трепались насчет Доктора.
Оказалось, что Фрэнсис большую часть сознательной жизни трудился над разработкой какой-то технологии, которую ни за что не желали принимать всерьез в научных кругах. Что это была за технология, Фортадо толком понять не смог - потому что и сами лабрисфортские охранники этого не понимали. Дело было затратное, и Доктор, у которого поначалу водились денежки, порядком поиздержался. Легальных путей финансирования своей дальнейшей деятельности Фрэнсис не обнаружил - желающих оказать ему спонсорскую поддержку не нашлось. С горя ученый заключил сомнительную сделку с сомнительными личностями. Впрочем, сомнительной сделка была для обеих сторон: Роджер продал еще не изобретенное изобретение. При условии, что темные личности материально помогут осуществить великий замысел, права на готовую технологию должны были перейти к ним.
– Короче, я считаю, он делал какое-то оружие, - подвел итог этой части рассказа Ральф.
– Не станут же бандиты интересоваться усовершенствованным аппаратом по производству поп-корна, правда? Нет, вряд ли, конечно, Доктор пытался слепить карманную термоядерную бомбу или гибрид "Узи" и "Калашникова". Скорее всего, что-то, связанное с химией, или, может, с биологией, с генетикой... Или вообще какие-нибудь технологии для информационной войны. Но это так, домыслы.
Дела Доктора не двинулись в гору и после того, как у него появились деньги, чтобы продолжать исследования. Время шло, а подозрительная группировка компаньонов Фрэнсиса все не получала желаемого результата - прибыли, которую надеялась выручить от продажи таинственного оружия другой, еще более подозрительной группировке. Когда бандитам окончательно надоело ждать, денежный поток, ведущий в лабораторию Доктора - и вылетающий оттуда в трубу - был раз и навсегда перекрыт. А Доктор оказался кругом должен своим недавним благодетелям. Суммы долгов стремились к астрономическим, а расплачиваться было нечем.