– Да, - кивнул Уэсли.

– Я буду помогать, чем смогу. Только бы вырваться отсюда...

Резко развернувшись, Фортадо чуть не бегом бросился прочь.

Уэсли курил, присев на корточки возле тюремной стены. Он думал о словах Ральфа и настолько углубился в свои мысли, что вздрогнул, когда совсем рядом прозвучало:

– Привет, Уэнди.

Негромкий, вкрадчивый голос. Легко догадаться, кому он принадлежит.

Мьют стоял, сложив руки на груди и слегка наклонив голову набок, и улыбался, не разжимая губ.

Уэсли отлично помнил, что этот человек опасен. Но, поддавшись совершенно глупому раздражению, довольно грубо сказал:

– Не коверкай мое имя.

– Имя...
– Мьют едва заметно качнул головой.
– Имя не имеет значения. Не верь тем, кто скажет: "Nomen est omen". Важно не имя, а суть... ты же знаешь.

– Да, знаю, - неожиданно для самого себя ответил Уэсли. У него вдруг возникло необъяснимое ощущение не полной реальности происходящего. Как будто он сам и Мьют вместе перенеслись в одну из лабрисфортских "параллелей".

– Значит, я не ошибся. Я почти никогда не ошибаюсь. Потому что могу видеть... многими глазами. Иногда даже глазами Бога.

– Не тебе рассуждать о Боге.

– В самом деле?
– голос Мьюта упал до шепота, а устремленные на Флэша немигающие глаза превратились в две зеленые бездны.
– Я много раз говорил с Богом. И - тебя это удивит, но... он меня слышал... слышит.

Мьют отрывисто рассмеялся. Так внезапно, что Уэсли снова вздрогнул.

– Считаешь меня сумасшедшим? Быть может, ты прав.

– Мне не известно, сумасшедший ты или нет. Не известно, кто ты.

– А ты не так уж и глуп... поэтому, возможно, однажды поймешь кое-что.

– Не знал, что ты еще и пророк. Думал, ты по другой части - истребляешь тех, кто тебе не по нраву.

Мьют расплылся в улыбке еще сильнее.

– Это было мое главное дело... Но мои предпочтения тут ни при чем. Этим людям нельзя было позволять жить. Таким как они лучше не жить, определенно. Потому что они считают себя лучше других. Уверены, что они сами - боги. Жаль, я успел уничтожить их так мало.

– По-твоему, всех, кто стремится чего-то достичь в жизни, надо убивать? Чтобы остались только такие, кто вообще ни на что не способны?

Прищурившись, Мьют покачал головой.

– Ты говоришь так, потому что ты - один из них...

– Кто дал тебе право решать, кто должен жить, а кто - нет?

– А разве ты, глядя на всех этих преступников, на убийц, которые собрались здесь, не судишь их? Не думаешь, что лучше бы им было совсем не рождаться? Разница лишь в том, что твои мысли так и остаются мыслями, ты не решаешься на действия. Но и у тебя есть свое личное чувство справедливости.

– Существует грань...
– внезапно Уэсли почувствовал странную дурноту, почти физическое головокружение - словно в этот момент как раз и оказался на узкой грани между двумя бездонным пропастями.
– Грань между справедливостью и... и...
– собственный язык как будто перестал повиноваться ему, и мысли начали путаться. Они тонули в холодном зеленом свете чужого безумного взгляда.

Он так и не договорил - в тот раз.

– С тобой интересно разговаривать, - сказал Мьют.
– Как-нибудь мы продолжим...
– Легким пружинящим шагом он направился к двери, в которой уже возникли вооруженные надзиратели. Время прогулки вышло.

Уэсли выпрямился в полный рост с таким трудом, точно на плечах его лежал тяжелый груз. Медленно, несмотря на окрики торопящих заключенных надзирателей, побрел к выходу. Отвратительное чувство слабости и беспомощности еще его не покинуло.

На полпути он обнаружил, что до сих пор держит в пальцах давно потухший окурок, и отшвырнул его с такой злостью, словно в нем была причина всех бед.

Сон разума

"Как-нибудь мы продолжим..." - эти слова эхом все еще звучали в голове Уэсли, когда вечером того же дня он очутился на почти привычных уже влажно-розоватых ступенях и привычно поспешил с них убраться.

Дальше - по известной дороге: мимо Храма Времени - то есть, теперь уже камней, оставшихся от Храма, к воротам, мимо вечно танцующей нефритовой статуи, мимо человека с разбитой головой.

Ну, и чего дальше ждать от этого, седьмого, мира?..

Здесь снова все то же - город. Знакомый и незнакомый, всегда один и всегда меняющийся. Уэсли не сомневался, что в прошлый раз, в мире "полосы препятствий", видел его развалины. А сейчас эти развалины выглядели уже как древние руины не менее чем тысячелетней давности. То, что было некогда каменными стенами, во многих местах рассыпалось в пыль. А уцелевшие камни, накрепко вросшие в твердую почву, хранили на себе следы бессчетных дождей и ветров. Кое-где между ними пробивалась убогая растительность - длинные, тонкие серо-желтые стебли. Их назойливый сухой шелест наводит на мысли не о жизни, а как раз наоборот.