От рыданий я чуть не потерял сознание, сзади кто-то кричал, но что именно, не разобрать.

— Матушка, дозволь глянуть на тебя одним глазком… — Я сорвал с её лица жёлтую бумагу, и в гробу вдруг села старуха, ничуть не похожая на мать.

— Сдавайся лучше, сынок, народно-освободительная армия хорошо обращается с пленными! — строго проговорила она.

Я шлёпнулся задом на землю, уже ничего не соображая. Стоявшие вокруг гроба бросились ко мне и придавили к земле. Две холодные как лёд руки вытащили у меня из-за пояса пистолет. Потом другой.

В тот момент, когда гроб с телом твоей матери полностью скрылся в проходе, из толпы зевак вырвался человек в просторной стёганой куртке. Он пошатывался, от него разило перегаром. Быстро двигаясь неверным шагом, он скинул куртку и отбросил её в сторону. Она упала на землю как мёртвый ягнёнок. Помогая себе руками и ногами, он забрался на верх могилы твоей матери и встал, пошатываясь из стороны в сторону. Казалось, он вот-вот соскользнёт вниз, но он устоял. Хун Тайюэ! Это был Хун Тайюэ! Он уже крепко стоял на могиле, изо всех сил пытаясь выпрямиться. Драная армейская форма цвета хаки и толстый детонатор красного цвета за поясом.

— Товарищи! — заорал он, высоко воздев руку. — Братья по классу пролетариата, бойцы Владимира Ильича Ленина и Мао Цзэдуна, настал час развернуть борьбу против помещичьего выродка Симэнь Цзиньлуна, общего врага пролетариев всего мира и разрушителя земли нашей!

На миг все замерли. Потом кто развернулся и пустился наутёк, кто повалился на землю, кто застыл в крайней растерянности. Пан Канмэй инстинктивно закрыла дочь собой вроде бы в паническом страхе. Но тут же овладела собой, сделала пару шагов вперёд и с серьёзным выражением на лице строго проговорила:

— Хун Тайюэ, я, секретарь уездного комитета компартии Пан Канмэй, приказываю немедленно прекратить идиотские выходки!

— Ты мне, Пан Канмэй, свои вонючие позы тут не корчи! Секретарь комитета компартии, как же! Вы с Цзиньлуном — звенья одной цепи, вы в преступном сговоре, хотите возродить в Гаоми капитализм, из красного Гаоми сделать чёрный, предатели пролетариата, враги народа!

Цзиньлун встал. Траурная шляпа съехала у него на затылок, потом упала на землю. Протянув вперёд руку, словно пытаясь успокоить взбесившегося быка, он стал медленно приближаться к могиле.

— Не смей приближаться ко мне! — взревел Хун Тайюэ, вытаскивая взрыватель.

— Дядюшка, добрый дядюшка… — приветливо заговорил Цзиньлун. — Вы же меня своими руками вырастили, я храню в душе всё, чему вы меня наставляли. Общество развивается, дядюшка, времена меняются, и всё, что я, Цзиньлун, делаю, соответствует велению времени! Признайтесь, дядюшка, ведь за последние десять с лишним лет жизнь народа стала лучше, верно…

— Ты эти красивые речи брось!

— Спускайтесь, дядюшка, — увещевал Цзиньлун. — Если, по-вашему, я делаю что-то не так, я тут же освобожу своё место в пользу того, кто лучше меня. Или вам на старости лет передам официальную печать Симэньтуни.

Пока Цзиньлун поддерживал беседу с Хун Тайюэ, несколько полицейских, которые приехали в джине, расчищавшем дорогу для Пан Канмэй, подкрадывались к могиле. Они уже собрались забраться к Хун Тайюэ, но тот спрыгнул и крепко обхватил Цзиньлуна.

Глухо прозвучал взрыв. В воздухе разнёсся запах пороха и крови.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем не оправившиеся от испуга люди беспорядочно окружили это место и разняли окровавленные и изуродованные тела. Цзиньлун был мёртв. Хун Тайюэ ещё дышал, но никто не знал, что делать с умирающим стариком, — все лишь тупо смотрели на жёлтое, как воск, лицо.

— Это есть… наш последний… и решительный бой… — вылетали изо рта вместе с кровью еле слышные слова пролетарского гимна. — С Интернационалом… воспрянет… род людской…

Землю вокруг залил вырвавшийся у него изо рта на целый чи фонтан крови. Глаза ярко вспыхнули, как горящие куриные перья, — раз и два! — потом потемнели и погасли навеки.

Обливаясь потом, мы вывалились из набитого битком автобуса — я с напольным вентилятором устарелой модели — его подарил коллега из газеты, он получил повышение и переезжал, — Чуньмяо с ещё одним его подарком, старой микроволновой печью. Было жарко, мы устали, но в душе радовались: ещё бы, получить два электроприбора совершенно бесплатно. От остановки до нашего жилища нужно было ещё идти три ли, автобус туда не ходил. На велорикшу тратиться не хотелось, поэтому пришлось брести пешком, останавливаясь, чтобы передохнуть.