– Прекрасно сработано, – бесстрастно произнес Колл. – Это обещает быть интересным.

– Я сообщу вам, как только…

– Пусть пока все идет, как задумано. Спеннер и я обсуждаем изменения в статусе нашего Управления. Просим нас не беспокоить в течение следующего часа.

Он отключился.

«Что бы это могло означать?» – задумался Квеллен. Холодность в тоне Колла – в этом, пожалуй, не было ничего необычного, но сейчас именно ее и не должно быть. Колл надоедал ему всю неделю, допытываясь, как идет дело о прыгунах. Теперь, когда они достигли определенного успеха в этой операции, когда вот-вот арестуют Ланоя, Колл стал резок и почти полностью утратил интерес к этому делу. Колл что-то утаивает, отметил про себя Квеллен.

Его терзали угрызения совести. Сразу же вернулось подозрение – Коллу стало известно об Африке. Вот эту вылазку, которую он совершил прошлой ночью, по-видимому, засекли, и это стало последней уликой в деле против него. Теперь они уже готовят обвинение.

Несомненно, Броггу предложили большую цену, чем ту, что давал ему Квеллен за его молчание, и он выдал его тайну. Колл теперь знал все!

Разжалование было бы наименьшим из наказаний для Квеллена!

Проступок Квеллена был в своем роде уникальным. Насколько он знал, никому другому еще не удавалось ухитриться подобным образом покидать перенаселенную Аппалаччию, этот город-спрут, раскинувшийся на всей восточной половине североамериканского континента. Из всех сотен миллионов жителей Аппалаччии только Джозеф Квеллен, Комиссар по уголовным делам, был настолько умен, чтобы найти ломоть неизвестной и незарегистрированной земли в дебрях Африки и построить там себе второй дом. Этим можно было гордиться! Он обладал самостоятельной стандартной клетушкой седьмого разряда в Аппалаччии плюс виллой, доступной только лицам второго разряда, о какой даже мечтать не смело подавляющее большинство смертных. Это было прекрасно, просто замечательно для человека, душа которого восставала против адских условий существования в Аппалаччии.

Но чтобы подкупить многих людей, нужно было немало денег. Квеллен купил молчание всех, кто мог бы знать о том, что он роскошно живет в Африке вместо того, чтобы прозябать, как подобает добропорядочному семиразряднику, в каморке три метра на три в Северо-Западной Аппалаччии.

Кто-то, он был уверен, что это Брогг, выдал его Коллу. И теперь Квеллен находился в очень щекотливом положении.

Понижение в должности лишит его даже отдельной каморки, и ему придется вернуться к совместной жизни с кем-то еще, как жил он с никогда не жаловавшимся Брюсом Мароком. Это было не так уж плохо, когда Квеллен имел разряд ниже двенадцатого и жил в общежитии для холостяков. Тогда он не возражал особенно против присутствия других людей, ведь он был молод. Но когда он получил восьмой разряд и поселился в комнате всего с одним соседом, это был самый мучительный период в его жизни, воспоминание о котором вызывало в нем приступ ярости.

По-своему Марок, несомненно, был неплохим товарищем. Но он действовал на нервы, доводя Квеллена до бешенства своей неряшливостью, бесконечными разговорами по видифону и своим постоянным присутствием. Квеллен мечтал о том дне, когда добьется седьмого разряда и сможет жить один. Тогда он сможет укрыться от ненавистной ему толпы.

Узнал ли Колл всю правду? Это скоро станет известно!

Потеряв покой, Квеллен прошел по гулкому коридору в то крыло здания, где находились мониторы. Он мог с таким же успехом узнать, что им стало известно о Норме Помрате, подумал он. Квеллен приложил ладонь к дверной идентификационной плате, и коричневая металлическая дверь скользнула в нишу в стене. Квеллен вошел внутрь. Помещение наполняло жужжание аппаратуры. Техники приветствовали его. В воздухе стоял запах какого-то дезинфицирующего вещества, будто это была больница.

– Где мониторы записывающих систем Помрата? – спросил он.

– Здесь!

– Кто дежурит у них?

– Они в автоматическом режиме, сэр. Вот. – Техник извлек сервокресло.

Квеллен сел и стал перебирать кассеты с записями всего, что делал Помрат.

– Может быть, вы хотите сначала понаблюдать в масштабе реального времени или посмотреть, что мы записали начиная со вчерашнего вечера?

– Я попробую и то, и другое, – сказал Квеллен.

– Вот переключатель прямой передачи, сэр.

– Я знаю. Мне приходилось уже работать с такой аппаратурой.

Техник покраснел и отошел в сторону. Квеллен включился в цепь прямой передачи в масштабе реального времени, но тут же выключил просмотр: его зять справлял естественные надобности. Квеллен закусил губу. Быстрым, небрежным жестом он зарядил запасные кассеты и стал просматривать все, чем занимался Норм Помрат с той самой минуты, когда Брогг прицепил ему «ухо».

Квеллен не мог, разумеется, позволить себе прослушивать в масшабе реального времени все, что делал Помрат. Приходилось производить выборочное прослушивание. Прокручивая ленту, он обнаружил, что записано удивительно мало разговоров. Прошлым вечером Помрат был во Дворце Грез, затем отправился домой, и устроил перебранку с Хелейн. Квеллен прислушался.

Помрат: «Ну и черт с ним. Мне нужно расслабиться».

Хелейн: «Но мы ждали, что ты с нами поужинаешь. А ты снова так напичкался этими галлюциногенами, что совсем потерял аппетит!» Помрат: «И что с того? Я здесь. Ставь ужин. Ты запрограммируешь, я съем!» И дальше все в том же духе, неутихающие домашние дрязги, чертовски скучные. Квеллен пропустил пятнадцать минут и обнаружил, что перебранка продолжается, теперь уже под аккомпанемент всхлипываний его племянника и колких реплик маленькой Марины. Квеллену стало досадно, что ссоры в семье Помратов стали повседневными. Он пропустил еще некоторую часть ленты.

Теперь «ухо» передавало совсем иные звуки. Прерывистое дыхание.

Хелейн: «Положи сюда руку снова».

Помрат: «Да, дорогая».

Хелейн: «Вот сюда. О! О, Норм!»

Помрат: «Ты уже готова?» Хелейн: «Еще немного. Дай мне время! Это так замечательно!» Квеллен стыдливо уставился в пол. Подслушивание любовной сцены вызвало в нем такое ощущение, будто сам он был на месте Нормана, получая тайное наслаждение.

«Нужно стереть эту часть, – подумал Квеллен. – Мне не надо было подслушивать это. Как мерзко любопытными мы становимся порой!» Квеллен снова включил быстрое воспроизведение. Теперь лента воспроизводила только посапывание. Затем появились обычные для утра звуки: детская возня, Помрат под молекулярным душем, Хелейн, зевая, спрашивает, что запрограммировать на завтрак.