Все это было правильно, но не было времени об этом думать. Надо было идти по следу, пусть слабому, но следу, и во что бы то ни стало сделать так, чтобы след этот не оборвался.

Уже через двадцать минут по железнодорожному телефону с маленькой станции Васильев дозвонился в Петроград и спросил, за кем зарегистрирован маузер N 485996. Ему сообщили: маузер с этим, номером принадлежит Миронову, бывшему заместителю председателя Петроградского губернского суда, ныне директору треста по очистке каналов и рек. Где он живет? На улице Жуковского.

Да, кончик ниточки наконец в руках, но как ему легко оборваться! Ведь может же быть, что Миронов просто потерял маузер. Если его из губсуда перевели в такой ерундовый трест, так, наверно, человек с грехами. Потерял спьяну, может быть, даже продал, чтобы деньги пропить. Побоялся сообщить об этом. А потом маузер попал на, рынок, и ищи-свищи, кто там купил его на рынке из-под полы!

Машина ехала уже по окраинам Петрограда, и Васильев с трудом сдерживал нетерпение. Может быть, так, но, может быть, и иначе. Может быть, он продал кому-нибудь маузер и помнит кому.. Теперь, когда появилась ниточка, появилась надежда, Васильеву хотелось действовать, сквитаться за время вынужденного бездействия. Была половина второго, когда машина остановилась на улице Жуковского. Миронова не должно быть дома, но вдруг повезет.

Васильев и два сотрудника бегом поднялись по лестнице. Дверь открыл невысокий человек с опухшим, одутловатым лицом.

— Я Миронов,- ответил он на вопрос Васильева.

У него забегали глаза, когда он увидел милицейскую форму. Он пошел вперед, показывая дорогу, и ввел Васильева в большую запущенную, неубранную комнату. На письменном столе, накрытом газетой, стояла бутылка пива, лежало кольцо колбасы и толсто нарезанный хлеб.

— Где ваш маузер? — спросил Васильев быстро и резко. Нельзя было давать время Миронову придумывать оправдания.

— У меня,- удивленно сказал Миронов.

— Покажите,-потребовал Васильев.

Миронов пожал плечами и вынул из ящика письменного стола большой маузер старого образца, совсем не похожий на тот новенький, аккуратно вычищенный и смазанный, который лежал у Васильева в кармане.

Иван Васильевич посмотрел на номер. Номер был правильный — 485996. Что-то странное было в цифрах. Не очень ровно они стояли, как будто их выбивали поодиночке.

— Где вы взяли это старье? — резко спросил Васильев.- И куда дели ваш?

Миронов молчал.

— Говорите быстро: пропили, продали, проиграли?

— Проиграл,- сказал Миронов.

— Кому, когда, где?

— В одном доме, вчера вечером, Климову.

— Кто такой Климов?

— Не знаю.

— Где этот дом?

— На Бассейной.

— А откуда у вас этот маузер?

— Землечерпалка подняла. На Крюковом канале. Рабочие мне и отдали.

— Номер сами перебивали?

— Сам.

Сразу было видно, что это не человек, а размазня. Так же точно, как он не мог противиться предложению выпить, поиграть в карты, так же не мог он противиться и резкому, требовательному тону Васильева. Иван Васильевич не сомневался, что теперь, когда угроза наказания стала реальной, он без сопротивления ответит на все вопросы, чтобы выторговать за это поменьше хоть на годик-другой заключения.

— Одевайтесь,- сказал Васильев,- поедемте с нами в этот дом.

В машине Васильев сказал:

— И помните, Миронов, там есть, конечно, условный звонок. Не пытайтесь нас обмануть.

Надо сказать, что хозяйка притона держалась довольно спокойно. Она давно была готова к тому, что, открыв дверь, увидит людей в милицейской форме, и понимала, что раньше или позже посидеть все равно придется. Она знала только одна, даже ее муж об этом не знал, что в городе Ростове-на-Дону у ее двоюродной тетушки, старушки, не вызывающей никаких подозрений, лежит запечатанный ящик, в котором хранится достаточное количество драгоценностей, чтобы, отсидев года два или три, прожить беспечально остаток жизни. Муж ее, который, повторяем, об этом ящичке ничего не знал, был зато перепуган ужасно. У него дрожали руки, и он лепетал что-то невнятное об интеллигентном обществе, которое здесь собирается, о литературных беседах и даже дошел до того, что утверждал: за этим ломберным столом играют, конечно, в карты, но только так, для развлечения, и не больше чем в подкидного дурака. Сказав про подкидного дурака он, впрочем, покраснел.

Этот дом жил круглые сутки. Днем здесь тоже бывали гости. Хозяйка, державшая себя так, как будто она служит у Васильева и спокойно выполняет его приказания, как было условлено, взялась за медальон, висевший у нее на груди, когда вошел Петя Кулябко. Васильев сразу отвел Кулябко в отдельную комнату.

— Где вы познакомились с Климовым?

— В ресторане,- сказал Кулябко.

Он был очень спокоен. В сущности, он был виноват только в том, что посещал притон. Он понимал, что за это в тюрьму его не посадят. Да и, кроме того, если с законом получатся небольшие неприятности, то отец сумеет выручить. Он и посложнее дела решал.

Узнав, что Климов бывал в ресторане со студентами мединститута Ладыгой, Мещаниновой и Михайловой, Васильев позвонил в милицию и узнал адреса всех четырех. После этого два сотрудника остались в засаде, а Васильев помчался в угрозыск за подкреплением. Он не рассчитывал, что найдет преступников дома, но все-таки надо было проверить.

Климова дома, конечно, не оказалось, и обыск не дал ничего. Само по себе было подозрительно, что нигде не записано ни одного адреса, ни одного телефона. Конечно же, Климов ждал обыска. Потеря маузера его насторожила. Не было дома и Ладыги. Он снимал комнату у врача, у которого были излишки площади. Вся квартира, в том числе и комната Ладыги, была заставлена красным деревом с бронзой. Не старинным красным деревом точного стиля и строгих форм, которым обставлялись дворянские усадьбы, а тем красным деревом в стиле модерн дурного вкуса, который появился в начале века и являлся признаком преуспевания у частнопрактикующих врачей и адвокатов.