Утром 8 июля оба флота, построенные в линию баталии на левый галс, сблизились на пушечный выстрел. Турки, бывшие на ветре, атаковали наш авангард, состоявший под начальством бригадира Голенкина, но передовые корабли неприятеля, встреченные сильным и метким огнем, скоро пришли в замешательство. Турецкий адмирал подкрепил атаку прибавкой новых судов; а Ушаков, сомкнув линию кораблей и прибавив парусов, спешил на помощь атакованным; под ветром авангарда он из фрегатов построил линию, составившую резерв, готовый подать немедленную помощь там, где она окажется наиболее нужной.

В жестоком бою многие неприятельские суда с избитым рангоутом и такелажем упали за нашу линию, подвергаясь здесь еще большим поражениям. Ветер, изменившийся к нашей выгоде на четыре румба, позволил приблизиться к неприятелю на расстояние картечного выстрела, и при повороте турок на другой галс, под огнем нашей артиллерии, суда их терпели страшные поражения. Три сильно избитые корабля готовы были сдаться, но их спасла подошедшая помощь. Контр–адмиральский корабль загорался два раза, сбитый с вице–адмиральского корабля флаг был взят шлюпкой, спущенной с одного из русских кораблей. Когда наш флот также поворотил на другой галс, флагманский корабль, а за ним и другие корабли турок начали спускаться для прикрытия своих избитых судов и преследуемые Ушаковым спешили уходить под ветер, продолжая отстреливаться от настигающих их противников. Благодаря наступившей темноте и лучшему, сравнительно с нашими, ходу судов неприятель успел скрыться. Самый жестокий и непрерывный бой продолжался от полудня до 6 часов вечера. Наша потеря состояла из 100 человек убитыми и ранеными, неприятельская же, повидимому, была несравненно более. Поражение турецкого флота при Керченском проливе отвратило предполагаемое покушение неприятеля на Крым.

Исправив в Севастополе повреждения своих судов, Ушаков вновь отправился в море и пошел на соединение с приготовленными к выходу четырьмя фрегатами Лиманской эскадры, находящейся у Очакова под начальством генерал–майора Рибаса.

28 августа, увидя турецкий флот, стоявший на якоре между Тендрою и Гаджибеем, адмирал, несмотря на превосходство сил неприятеля, смело атаковал его. Турки, не ожидавшие нападения, спешили рубить канаты и, вступая под паруса, ложились в бейдевинд на левый галс, направляясь к устьям Дуная. Ушаков, придерживаясь к ветру и прибавя парусов, взял такой курс, чтобы отрезать задние корабли неприятеля. Капитан–паша, тот же Гуссейн, при котором советником был опытный адмирал Саид–бей, поворотил на правый галс и, строясь в линию баталии, пошел на помощь отрезанным кораблям. Ушаков, бывший на ветре, в линии баталии, на правом же галсе спустился на картечный выстрел к неприятелю и открыл по нем жестокий огонь, скоро принудивший поврежденные турецкие корабли оставить свои места и спуститься под ветер. Трем фрегатам адмирал приказал выйти из линии и держаться против нашего авангарда для помощи ему в том случае, если бы неприятель поставил его в два огня. Сигналы о погоне за неприятелем и об усиленной его атаке, не спускавшиеся на корабле нашего флагмана, исполнялись всеми командирами судов точно и решительно. После двухчасового жестокого боя поражение неприятеля было несомненно, и турки, преследуемые на самом близком расстоянии нашими кораблями, около 5 часов вечера начали поворачивать через фордевинд и в полном беспорядке обратились в бегство. В разгар сражения были такие моменты, когда нашим кораблям, и особенно флагманскому, приходилось драться одновременно с тремя противниками.

Несмотря на сильные повреждения, турки, благодаря скорости хода их судов и наступлению темноты, вторично успели спастись от преследования победителя.

Ушаков при засвежевшем ветре стал на якорь для исправления повреждений, но при наступлении рассвета, увидев невдалеке турецкий флот, тотчас снялся с якоря и направился на неприятеля. Турки, не опомнившиеся еще от вчерашнего поражения, рассыпались в разные стороны, спасаясь от страшного врага. Во время этого бегства один 66–пушечный корабль Мелеки—Бахр (владыка морей) был взят в плен; а другой 74–пушечный, на котором находился Саид–бей, после самого отчаянного сопротивления загорелся и взлетел на воздух. При этом престарелый и храбрый адмирал спасен был находившимися на корабле русскими пленными, которые вынесли его из огня и передали на подошедшую нашу шлюпку. Из 800 человек, составлявших экипаж погибшего корабля, удалось спасти едва десятую часть.

Во время перехода турок в Константинополь у них утонул со всем экипажем еще 74–пушечный корабль и несколько мелких судов, имевших большие повреждения. Кроме того, неприятель потерял еще два мелкие судна, взятые после сражения нашими крейсерами, и загнанную на мель пловучую батарею. В битвах 28 и 29 августа у турок было 14 больших кораблей, 8 также больших фрегатов и 23 «отборных и лучших» разного рода мелких судов. Ушаков же имел 10 кораблей, 6 фрегатов и 20 мелких судов; причем большинство турецких судов превосходило русские как по своим размерам и морским качествам, так и по силе артиллерии.

Победоносный флот, ставший на якорь у Гаджибея, 1 сентября посетил прибывший из Ясс Потемкин. В восторге от боевых успехов моряков, он благодарил их всех, от старшего до младшего. «Наши, благодаря богу, – писал он одному доверенному лицу, – такого перцу задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу». Главный виновник победы, Ушаков, награжден был орденом св. Георгия 2–го класса, ежегодной пенсией и пятьюстами душ крестьян.

Потемкин, убежденный бывшими примерами, что в морских битвах с турками поражение флагманского корабля расстраивает весь флот и представляется вернейшим средством для победы, предписал Ушакову иметь всегда во время сражения при своем корабле четыре лучших фрегата под именем эскадры кейзер–флага. «С помянутой эскадрой, – писал он Ушакову, – толкайтесь на флагманский (корабль), обняв его огнем сильным и живым; разделите, которое судно должно бить в такелаж, которое в корпус, и чтобы при пальбе ядрами некоторые орудия пускали бомбы и брандскугели, но не занимайтесь брать, а старайтесь истребить, ибо одно бывает скорее другого. Требуйте от всякого, чтобы дрались мужественно, или, лучше скажу, по–черноморски ».

Заключенный в августе мир со Швецией позволил начать наступательное движение на Дунае. Для содействия сухопутной армии, направленной к нижнему течению Дуная, послана была под начальством генерал–майора Рибаса Лиманская гребная флотилия; конвоировать ее от Очакова до устьев Дуная велено было Ушакову с Севастопольской эскадрой. Не имея возможности быть у Очакова ко времени выхода в море флотилии Рибаса, Ушаков подошел к ней только тогда, когда она входила в устье Дуная. Разослав крейсеры для защиты реки от турецкого флота, адмирал простоял на якоре до половины ноября месяца в весьма неудобном месте в виду Сулинского и Килийского устьев, и когда в присутствии здесь флота уже не было необходимости, Ушаков, обойдя вдоль румелийского берега почти до Калиакрии, возвратился в Севастополь, куда собрались и крейсеры, успевшие взять несколько призов.

Флотилия Рибаса, вошедшая в Дунай, состояла из 34 судов (22 лансонов, 6 дупель–шлюпок, 2 катеров, 1 шхуны и 1 мелкого судна), 48 казацких лодок и нескольких транспортов. В продолжение осени 1790 года нашей сухопутной армией взяты были крепости: Килия, Тульча, Исакчи, в которой находился огромный склад разнородных запасов для турецкой армии, и, наконец, после кровопролитнейшего штурма 11 декабря пал взятый Суворовым Измаил, составлявший главный опорный пункт неприятеля для действий на Дунае. При взятии этих крепостей, за исключением Килии, принимал самое деятельное участие гребной флот, оказавший большую пользу сухопутным войскам. Общее число неприятельских судов, взятых в плен, было около 60, а число взорванных на воздух и потопленных доходило до 200.