Шрифт:
Варламов обернулся: с веранды кто-то махал рукой. Он поднялся по ступенькам.
В плетёном кресле сидел мужчина в зеркальных очках, с ёжиком седых волос на голове. Ещё не старый — лицо выглядело даже моложаво, хотя была в нём странная окаменелость черт, словно этому человеку пришлось увидеть что-то невыразимо страшное, и лицо навсегда застыло, сохранив маску горечи и упрямого достоинства.
Варламов вырос вежливым молодым человеком, отец пару раз самолично отхлестал ремнём: первый раз — когда сынок нагрубил незнакомцу, а второй — когда для забавы науськал на старушку собаку.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Меня зовут Юджин, и я только что прилетел из России.
Сидящий снял очки. Света ещё хватало, и Варламов разглядел, что глаза у него серо-зелёные, хотя и тусклее, чем у Джанет. Одно веко подёргивалось, и Варламов подумал, что вероятно, поэтому мужчина и носит очки. Не вставая, тот протянул руку. Пожатие было крепким, но слова дались с трудом:
— Грегори Линдон, полковник в отставке. Извините, что не встаю — памятка о войне. Не думал, что доведётся пожать руку русскому. Это я выпросил вас у Хелен: хотел узнать о России, как говорится, из лошадиного рта…
— Из чего? — уныло переспросил Варламов. Уже не раз сегодня слышал непонятные выражения, а ещё думал, что хорошо знает английский…
— Это значит, из первых рук… — затруднённо улыбнулся Грегори, продолжая разглядывать Варламова.
«Вряд ли это тот, о ком я просил… Господи, есть ли Ты на свете? Я долго не верил в Тебя, но когда попросил о помощи, Ты откликнулся. Ты оставил мне жизнь, одному из всей команды. И с тех пор я жду, что Ты выполнишь и другую мою просьбу. Я жду давно. Но это не тот человек. Это просто зелёный юнец. Он ничего не знает. Он ничего не значит. Неужели мне придётся ждать и дальше?.. Наверное, я обманываю себя, и Тебе безразличны земные дела».
— Дядя, потом поговорите. — Джанет поднялась на веранду. — Пора обедать. Наш гость, наверное, проголодался.
Она помогла дяде встать и, придерживаясь за её плечо, тот заковылял к двери. Походка была странная, вихляющая. За дверью оказалась не прихожая, а сразу гостиная — обширный зал с ведущей наверх лестницей. Джанет проводила Варламова в ослепительно чистую ванную.
Отдельной кухни не было, сели в углу гостиной: зелёная лужайка под окнами, в тени дубов пламенеют цветы.
Вместо привычной по дому трески перед Варламовым поставили тарелку с ломтиками чего-то жёлтого и ароматного. Не то фрукт, не то овощ — на вкус нежно-сладкий и назывался дыней. Курицу подали в столь остром соусе, что пришлось открыть рот, чтобы его остудить. Варламов испытал лёгкую панику, увидев, как Джанет разделывает курицу ножом и вилкой, дома обходились руками. Он попытался копировать движения девушки, вспотел при этом, и ему показалось, что та слегка улыбается…
Под конец Джанет подала мороженое, дома Варламову это лакомство доставалось редко.
— Спасибо, — пробормотал он, едва не облизываясь. — Всё очень вкусно.
Джанет улыбнулась, в первый раз за сегодня, хотя всё равно хмуро, а её дядя поинтересовался, складывая салфетку:
— А что едят обычно в России?
Варламов с досадой оглянулся на свою салфетку, которой забыл воспользоваться.
— Я знаю только про Карельскую Автономию. Рыбу… — Он снова ощутил во рту вкус надоевшей трески. — Ещё картофель и мясо, а фрукты привозные, из южных Автономий. Летом пекут пироги с грибами и ягодами…
Тут Грегори задал неизбежный вопрос:
— А откуда вы так хорошо знаете язык, юноша? У вас даже южный выговор.
Варламов вздохнул.
— У меня мама американка, — нехотя начал он, в третий раз за сегодня. — Родом из Южной Каролины. Приехала в Россию ещё до войны, с христианской миссией. Тогда у нас вроде была дружба с Америкой…
Закончив, он ненароком глянул на Джанет: её глаза были широко открыты и чуть не светились зелёным пламенем. Она тут же опустила их, и Варламов заметил, что в комнате стемнело.
— Завтра наговоритесь, дядя, — тихо сказала Джанет. — Гостя положим спать наверху. — Мельком глянула на Варламова: — Пойдём, покажу твою комнату.
Евгений последовал за девушкой вверх по лестнице, затем по коридору. Джанет открыла дверь в большую комнату. Вдоль стен стояли широкая кровать, комод и шкаф; дубы протягивали чёрные ветви к окну.
Вспыхнул свет, и дубы спрятались в темноту. Открыв комод, Джанет побросала на кровать постельное бельё.
— Спокойной ночи, — пробормотала, исчезая.
Варламов сел на кровать, вдохнул запах свежих простынь и попытался унять калейдоскоп в голове: схватка на базе, сумасшедший перелёт, мёртвый Чикаго, аэропорт в Лимбе, чужая страна, чужой город, чужой дом… — всё обрушилось на него за один непомерно долгий день. Он почувствовал озноб, это могло кончиться гораздо хуже: схватил бы случайную пулю, самолёт сбили или разбился при посадке, попал бы в тюрьму…
Варламов содрогнулся и пошёл в ванную.
С трудом разобрался в кранах, разок его обдало ледяной водой, зато потом понежился в горячей воде — редкое удовольствие дома. Накинул махровый халат и вернулся в спальню. Другой смены белья у него не было, но на кровати лежала пижама. Поколебавшись — Марьяна его такими глупостями не баловала, — Варламов облачился в неё и долго искал выключатель, пока не догадался тронуть пластинку в стене.