– Тем больше причин убраться отсюда, – проворчал Тунигорн. – Но делать нечего: наше место рядом с Валентином, ныне и присно.

Валентин почти не обращал внимания на то, что они говорили. Он брел бесцельно от одного заросшего переулка до другого, мимо упавших колонн и разрушенных фасадов, мимо пустых скорлупок того, что было раньше лавками и тавернами, мимо величественных некогда дворцов. Здесь не имелось табличек, и Магадоне Самбисы больше не было рядом, чтобы многословно повествовать о каждом здании. Это были куски погибшего Велализьера, части скелета древ него метрополией Даже Валентину легко было представить это место обиталищем призраков.

Стеклянный блеск, идущий от груды поваленных колонн – скребущий звук, $.-%ah ao оттуда, где заведомо нет ничего живого – шорох песка, который движется словно по собственной воле…

– Каждый раз, как я посещаю эти руины, – сказал он Мириганту, оказавшемуся ближе всех к нему, – меня поражает их древность. Груз истории, который давит на них.

– Истории, которую никто не помнит, – сказал Миригант.

– Но груз остается.

– Это не наша история.

Валентин одарил кузена презрительным взглядом.

– Это ты так думаешь. Разве история Маджипура – не наша история?

Миригант пожал плечами и промолчал.

Есть ли смысл в том, что я только что сказал, подумал Валентин? Или это жара действует мне на мозг?

При этой мысли что-то словно взорвалось у него в голове, и перед ним возникла картина Маджипура во всей его необъятности. Огромные континенты, многоводные реки, сверкающие моря, непроходимые джунгли и жаркие пустыни, высоченные леса и горы, населенные невиданными существами, многомиллионные города. Память Валентина переполнили ароматы тысячи цветов и тысячи специй, воспоминания о вкусе тысячи тонких блюд и тысячи вин. Бесконечно богатым и разнообразным миром был этот его Маджипур.

И он, Валентин, по праву наследования и по воле судьбы, сразившей его брата, стал сначала короналом, а потом понтификом этого мира. Двадцать биллионов населения признают его своим императором, его лицо чеканят на мо нетях, ему воздают хвалы, его имя навечно внесено в список монархов в Палате Летописей – он вошел в историю этого мира.

Но были времена, когда здесь не было ни понтификов, ни короналов. Когда не существовало таких городов, как Ни-Мойя и Алаизор, и пятидесяти больших поселений Замковой горы. И нога человека еще не ступала на Маджипур, а город Велализьер уже стоял.

По какому праву он называет своим этот город, мертвый и заброшенный тысячи лет уже тогда, когда первые колонисты прибыли сюда из космоса, несомые потоком собственной истории? По правде говоря, пропасть между их и нашим Маджипуром почти непреодолима, подумал Валентин.

Как бы там ни было, он не мог избавиться от чувства, будто все призраки этого места, верит он в них или нет, сгрудились вокруг него, дыша неутоленным гневом. Придется и ему иметь дело с этим гневом, который, по всей видимости, уже вырвался наружу в форме злодеяния, стоившего жизни безобидному старому ученому. Логика, неотъемлемая от натуры Валентина, отказывалась признать нечто подобное, но он знал, что его судьба, а возможно, и судьба его мира, зависит от того, разгадает ли он тайну происшедшего здесь.

– Прошу прощения, ваше величество, – прервал его раздумья Тунигорн, когда перед ними открылся новый лабиринт разрушенных улиц, – но если я ступлю еще хоть шаг по этой жаре, то начну бредить, как умалишенный. У меня уже мозг плавится.

– Тогда, Тунигорн, тебе следует поскорее поискать укрытия и охладиться.

Остатками мозгов рисковать нельзя, дружище. Ступай в лагерь – а я, пожалуй, еще поброжу.

Он сам не знал, зачем ему это надо, но какая-то сила влекла его через эти занесенные песком, спаленные солнцем руины с только ей ведомой целью.

Спутники под тем или иным предлогом постепенно покинули его, и только неутомимая Лизамон Гультин осталась. Эта беззаветно преданная великанша защищала его от опасностей Мазадонского леса до того, как он вернул себе трон коронала. Она же побывала с ним в брюхе морского дракона, который проглотил их в море близ Пилиплока, когда они потерпели крушение на пути из Зимроэля в Альханроэль – это она прорезала выход наружу и вынесла Валентина на поверхность. Вот и теперь она осталась с ним, готовая шагать весь день, всю ночь и весь следующий день, если так будет надо.

Но мало-помалу даже и Валентин утомился. Солнце давно миновало зенит, и зубчатые тени стали ложиться вокруг – розовые, пурпурные и густо-черные. У него слегка кружилась голова, зрение устало сражаться с невыносимо резким светом, и каждая улица походила на предыдущую. Пора было возвращаться. За что бы он ни наказывал себя, предпринимая эту изнурительную прогулку через обитель смерти и разрушения, кара уже совершилась. Опираясь на руку Лизамон Гультин, он повернул к палаткам.

Магадоне Самбиса, следуя уговору, собрала восьмерых археологов-метаморфов; Валентин, выкупавшись, отдохнув и немного перекусив, встретился с ними сразу после заката в своей палатке. При нем был только маленький вроон, Аутифон Делиамбер. Валентин хотел составить себе мнение об этих метаморфах без помех со стороны Насимонте и остальных, но магические способности Делиламбера он ценил высоко: это маленькое, снабженное множеством щупалец существо может прозреть своими золотистыми глазищами то, что недоступно человеческому зрению Валентина.