Шрифт:
Сознание рассыпано на «атомы», на изначальные формы, из этих «атомов» возникает как «формула», как «вывод» лицо человека, с которого содрано все наносное.
Это лицо мудреца и пророка. Лицо самой судьбы.
Художник был еще молод в 1922 году. Но какое предчувствие грядущего!
Двадцатые годы. Конным взводом мчатся годы.
Медь оркестров над павшими.
Больше, чем война и голод, скосил сыпной тиф.
Суровый известняк над могилами.
Еще безлюден Петроград. Пустынны улицы, кирпичные трубы заводов бездымны.
Надежды и смерти. Уходят те, с кем начинал художник.
Умирает Чекрыгин.
Раздавлен колесами поезда [728] . Остались незавершенными замыслы. Не написаны фрески: «Восстание и вознесение» о переселении человечества в космос. Замысел навеян философией Федорова. Не написана Чекрыгиным книга о Федорове.
Сохранилась ли ее рукопись?
Случайна ли смерть?
Умирает Хлебников. Уходит будетлянин, надломивший себя скитанием по России, среди голода и сыпняка в поисках своей правды. Уходит будетлянин.
728
Василий Васильевич Чекрыгин трагически погиб 3 июня 1922 года в результате несчастного случая, попав под поезд между станциями Пушкино и Мамонтовка под Москвой.
Уходит и остается в нашей памяти поэтом, который грезил судьбой пророка. Высокие надежды эпохи и ее трагический хаос зашифрованы в усложненной ее поэзии.
Как реквием по умершему другу, как реквием по эпохе поэта создает Татлин спектакль по философской поэме-драме [729] «Зангези» [730] .
Двадцать третий год. Татлин тоже скоро уйдет в добровольное забвение, в бесконечное творческое молчание, потому что хочет остаться в памяти поколений тем, кем был. Юношей, связавшим свою юность с юностью революции, создателем архитектурной мечты.
729
В. Хлебников относил «Зангези» к изобретенному им жанру «сверхповести», суть которого он изложил во «Введении» к названному произведению.
730
См. Татлин В. Е.О «Зангези» //Жизнь искусства. 1923. № 18. С. 15.
Поэма «Зангези» превращена Татлиным в театральную мистерию.
Кто дожил до сегодняшних дней из тех, кто видел этот давний спектакль? Где те студенты Горного Института и студенты Академии художеств, где первые ученики Филонова — все те, кто писал декорации, играл на сцене? [731] Мы ищем прошлое. Трудны поиски.
Седобородый археолог рассыпает потускневшую мозаику своих воспоминаний. <…> Мы вслушиваемся, вспоминаем, хотим вжиться в это неведомое нам прошлое. Глухие отголоски былого.
731
В. Е. Татлин писал: «Играет молодежь: художники, студенты академии художеств, горного института и университета. Это сделано нарочно: актеры-профессионалы воспитаны в традициях старого и современного театра. „Зангези“ слишком новая вещь для того, чтобы подчиниться каким бы то ни было существующим традициям. Поэтому лучше для выявления творчества Хлебникова как революционного события мобилизовать молодых и не задетых театром людей» // Татлин В. Е.Там же.
Старый ученый вспоминает о своей студенческой юности, о своем участии в спектакле «Зангези», об увлечении поэзией Хлебникова, о литературных вечерах Маяковского, о том, как когда-то, еще студентом археологического факультета университета провожал он художника Филонова по пустынным улицам Петрограда.
Для нас достаются из старинного книжного шкафа журналы начала двадцатых годов с рецензиями на спектакль, уже тронутые желтизной, и фото с картин Филонова.
Старый хозяин отодвигает свои труды, чтобы найти нужное нам.
Читает на память когда-то полюбившиеся строки Велимира.
«Годы, люди и народы Убегают навсегда, Как текучая вода. В гибком зеркале природы Звезды — невод, рыбы — мы, Боги — призраки у тьмы» [732] .Спектакль играли студенты. Татлин привлек одну молодежь. Всего не хватало в скудном [19]23-м году [733] . Спектакль создавался трудно. Репетировали в мастерской Татлина, находившейся при Музее живописной культуры на Исаакиевской площади, в бывшем доме поэта Мятлева (Исаакиевская площадь, д. № 8) [734] . Декорации строились в маленьком театральном зале.
732
Хлебников В. В.Творения. С. 94.
733
Три представления спектакля, поставленного по «сверхповести» Хлебникова «Зангези», состоялись в мае 1923 года.
734
Дом Мятлева (Исаакиевская пл., 9), памятник архитектуры классицизма. Построен в 1760-х годах (автор неизвестен), перестроен в 1809–1811. Первым его владельцем был Л. А. Нарышкин. В конце XVIII века дом был куплен П. И. Мятлевой (1772–1859), матерью поэта И. П. Мятлева (1796–1844). Вначале 1920-х в доме Мятлева размещалось общество «Старый Петербург», затем, с 1923, Музей живописной культуры и Гинхук.
Они были необычны. Тайный шифр пророчества поэта Татлин символизировал обнаженными конструкциями. Огромный треножник. Два прожектора выхватывали из тьмы фрагменты сцены. Знаки «Досок судьбы» [735] — цветные прямоугольники — на них строки Хлебникова. Они пересекали сцену, падали, как падают годы.
[По рассказам Татлин предвосхитил диагональное построение мизансцен, которыми гордился Мейерхольд] [736] .
735
См.: прим. № 56.
736
Авторская приписка карандашом на обороте листа № 51.
Татлин играл поэта Зангези — одинокого и отверженного. Читал поэму с высоты треножника. Одинокий человек на сцене, такой же одинокий, каким когда-то был на сцене Маяковский.
Студенты — участники спектакля, были враждебной толпой — настороженной, но враждебной. Не было грима и театральных костюмов, выступали в своих обычных.
Спектакль был сыгран в лекционном зале Музея живописной культуры. Молодежь бурно приветствовала его, но в основном зал остался холоден.
Мозаика прошлого.