Он наклонился к столу, втянул в себя носом через трубочку вторую порцию, собрал остатки порошка пальцем и начал втирать кокаин в десны.

— Если выпивка или кока тебе не подходят, возможно, нам следует измыслить другой способ, чтобы разжечь в тебе пламя.

— К примеру? — спросила она, хотя отлично знала, что Мишель имеет в виду.

Он встал у нее за спиной и положил руки на обнаженные плечи.

— Может, тебе следует подумать о том, что при таком раскладе было бы неплохо трахнуться? — Его руки спустились с плеч и стали ласкать кожу у нее над грудями. — Надо же что-то сделать, чтобы освежить в твоем воображении идею чувственности.

Он прижался животом к ее спине, и она почувствовала, что у него начинается эрекция.

Вырвавшись из его хватки, она чуть проехала на стуле вперед.

— Я просто пытаюсь помочь тебе, Жаклин. Мне необходимо, чтобы эти фотографии были напитаны неподдельным чувством. Ты же не хочешь, чтобы твоя карьера рухнула, верно? И я этого не хочу. Так что мной в данном случае руководят исключительно альтруистические мотивы.

— А я и не знала, что ты у нас такой филантроп, Мишель.

Он рассмеялся.

— Пойдем со мной. Я тебе кое-что покажу. — Он взял ее за руку и рывком стащил со стула.

Выйдя из студии, они прошли до конца коридора и открыли дверь в комнату. Никакой мебели, кроме большой кровати, там не было. Мишель в мгновение ока стянул с себя свитер и рубашку и стал расстегивать брюки.

— Что это ты делаешь, хотела бы я знать? — спросила Жаклин.

— Тебе нужны хорошие фотографии, и мне нужны хорошие фотографии. Так что давай настроимся на чувственное восприятие действительности. Итак, снимай платье и приступим к процессу настройки.

— Пошел ты к такой-то матери, Мишель. Я немедленно отсюда ухожу.

— Не глупи, Жаклин. Лучше раздевайся и лезь в постель.

— Нет!

— Подумаешь, большое дело! Спала же ты с Робером Лебуше, чтобы он согласился задействовать тебя в рекламе купальных костюмов в Мюстике.

— Откуда, интересно знать, у тебя такие сведения?

— Он сам об этом рассказывал.

— Ты ублюдок — да и он тоже! Но я не какая-нибудь семнадцатилетняя девица, которая готова раздвигать ноги по той лишь причине, что ей нужны хорошие снимки, сделанные великим Мишелем Дювалем.

— Если ты отсюда уйдешь, на этом твоя карьера и закончится.

— Ну и наплевать.

Он указал ей на свою эрекцию:

— А с этим мне что делать — ты как думаешь?

Марсель Ламбер жил неподалеку — в Люксембургском квартале, на рю де Турнон. Жаклин требовалось время, чтобы привести чувства в порядок, и она отправилась к нему пешком, неторопливо шагая по узким улочкам Латинского квартала. Темнело; одно за другим вспыхивали окна кафе и бистро, в прохладном воздухе чувствовался запах сигаретного дыма и жарившегося на оливковом масле чеснока.

Двигаясь в сторону Люксембургского квартала, она думала о том, как быстро все свелось к такому вот концу: Мишелю Дювалю, стремившемуся посредством угроз склонить ее к быстрому сексу в перерыве между съемками. Несколько лет назад он вряд ли бы на такое отважился. Но сейчас, когда она находилась в критическом положении, он решил испытать ее на прочность.

Иногда она жалела, что вообще согласилась войти в этот бизнес. В детстве она мечтала стать балериной и даже училась в самой престижной балетной школе Марселя. Но случилось так, что в шестнадцать лет на нее положил глаз разъездной сотрудник парижского модельного агентства, который и передал ее имя и координаты Марселю Ламберу. Марсель договорился с ней о пробных съемках и пригласил к себе на квартиру, где обучал ее движениям и артистическим приемам, характерным для манекенщицы, а не для балерины. Фотографии, сделанные во время пробных съемок, оказались бесподобными. Она была чрезвычайно фотогенична и вся лучилась от присущей ей мягкой девичьей сексуальности. Марсель отправил фотографии по почте в несколько парижских модельных агентств. Имя и какие-либо сведения о девушке на оборотной стороне фотографий отсутствовали, зато в конверты были вложены его визитные карточки. Реакция последовала незамедлительно. В течение недели телефон в офисе Ламбера звонил, не переставая. Фотографы просто из кожи вон лезли, стремясь заполучить ее на фотосессию, а дизайнеры, все как один, изъявляли желание видеть ее на ближайших показах мод. Сведения о новой, чрезвычайно перспективной модели просочились даже за границу и дошли до Милана, а оттуда — до самого Нью-Йорка. Весь мир моды желал знать имя загадочной французской красавицы с детскими глазами и иссиня-черными волосами.

И вот на свет появилась Жаклин Делакруа.

Но сейчас все обстояло по-другому. С тех пор, как ей минуло двадцать шесть, престижную работу ей стали предлагать все реже; когда же ей стукнуло тридцать три, о такой работе оставалось только мечтать. Конечно, совсем без заказов она не осталась. В сезон ее по-прежнему приглашали на международные показы мод, но теперь она демонстрировала одежду дизайнеров классом пониже. Кроме того, она от случая к случаю рекламировала женское белье. «С грудью у тебя все в порядке, дорогая», — говаривал в таких случаях Марсель, но теперь ему приходилось принимать предложения совершенно иного свойства. Так, недавно она закончила сниматься в рекламировавшем одну германскую пивоварню видеоролике, где предстала в качестве привлекательной супруги некоего преуспевающего джентльмена средних лет.

Марсель предупреждал ее, что со временем все так и будет, и не раз говорил о необходимости экономии. Но Жаклин пропускала его слова мимо ушей — ей казалось, что деньги будут литься к ней рекой до скончания дней. Иногда она пыталась припомнить, куда и на что все эти деньги ушли. Конечно же, на одежду. На роскошные гостиничные номера в Париже и Нью-Йорке. На экстравагантные отпуска в компании с другими девушками на островах Карибского моря или южной части Тихого океана. На тонну кокаина, которую она успела втянуть в себя носом, прежде чем отказалась от этой привычки.