Шрифт:
Я дочитала последние слова, и мои слезы сами собой закапали на бумагу. Они растекались синими чернильными пятнами, но мне было все равно. Письмо Дмитрия меня очень взволновало. Я не хотела, чтобы он так мучился! Не хотела! Возможно, он и прав. Может случиться так, что жизнь у меня с Романом не сложится, но сейчас я ничего не могу изменить. Не могу и не хочу! Мне жаль Дмитрия, но люблю я Романа. Нельзя строить отношения на жалости. Нельзя отрекаться от любви. Ни за что! Даже если у нее нет будущего. Прости меня, Митенька. Не обижайся, Роман…
…февраля 1957 г
Я смотрела на экран с заплаткой, но ничего не видела и не слышала. Рядом со мной на жестком скрипучем кресле сидел Дмитрий. Я всем своим существом чувствовала его напряжение. Он сидел, прямо держа спину, весь натянутый, как упругая тетива. Иногда он искоса посматривал на меня, вздыхал и снова переводил взгляд на экран. Уже почти в конце фильма его пальцы легко коснулись моей руки. Они были холодными и дрожащими. Я сразу убрала руку.
Мы шли домой, Нина и Валя перешучивались, смеялись, толкали Дмитрия, предлагая повозиться в снегу, но он не обращал на них внимания. Я понимала, что он ждет только одного – моего ответа. Несмотря на холод, во рту у меня пересохло. Сейчас от одного-единственного слова зависит наша судьба. Все так, как было когда-то с Романом. Я произнесла это слово, и моя жизнь изменилась. Так должно случиться и сейчас. Если я скажу «да», то навсегда останусь с Дмитрием. Таким искренним, добрым, бесконечно влюбленным. Он будет рядом сегодня, завтра, через месяц, через год – всегда. Если же я отвечу «нет», он уйдет с разбитым сердцем, а мне придется жить только надеждой, которая может обмануть. И я снова останусь одна, потому что Романа нет рядом и еще долго не будет. Я допускаю, что он может вернуться совсем другим, потому что время – жестокая вещь, оно может убить и разрушить любые чувства. Остается решить собственную судьбу. Буду ли я счастлива, сказав «да» или «нет»? Если бы это можно было знать наперед! И сейчас я на миг чувствую себя жестокой эгоисткой, потому что выбираю вариант, при котором хорошо будет мне, а не другим. Внезапно мои сомнения развеиваются, как утренний туман с появлением солнца. Я могу быть счастлива только рядом с Романом! И когда мы с Дмитрием немного отстали от девушек, я произнесла это роковое «нет».
Я не могла и не хотела видеть его реакцию – до того мне было больно. Больно и страшно оттого, что я могла ошибиться, прислушавшись к голосу сердца, а не трезвого рассудка. Я быстро пошла вперед, а Дмитрий застыл на месте. Он еще стоял неподвижно, когда Нина подозвала меня и Валю и зашептала:
– Митя уже второй раз водил нас в кино. Всех троих!
– Ну и что тут такого? – спросила Валя, не понимая, что этим хотела сказать Нина.
– Не понимаете или прикидываетесь?
– Ничего не понимаю. Говори уже, что не так? – сказала Валя, а я исподтишка бросила взгляд на Дмитрия. Он все еще не двигался.
– А то, что Митя такой же студент, как и мы. И у него такая же стипендия, как у нас. Он что, нанялся – всякий раз покупать нам билеты?
– А кто его просил? К тому же он сам нас пригласил.
– Из деликатности.
– Так что, по-твоему, мы должны делать? – Валя уже начала нервничать. – Пойти и еще раз сказать ему спасибо?
– Спасибо на хлеб не намажешь. Сложимся и вернем ему деньги за сегодняшние билеты! – командным тоном распорядилась Нина.
– Хм! – скептически усмехнулась Валя. – Мне денег не жаль, но отдавать их ему я не пойду. Это как-то…
– Я сама отдам, – сказала Нина, протягивая ладонь ковшиком.
Я не вмешивалась в этот разговор, просто молча достала из кармана мелочь и положила в протянутую руку. То же самое сделала Валя.
– Пошли домой, – сказала моя подруга, подхватывая меня под руку.
Мы пошли, не оглядываясь, а Нина побежала к Дмитрию, который по-прежнему стоял, как придорожный столб.
Дома Валя еще долго возмущалась:
– Не в деньгах дело, а в Нине. И надо же было до такого додуматься! Дмитрий нас пригласил, а теперь мы еще и должны ему оказались! Или она сама такую чепуху выдумала, или это он ее попросил. Ты как думаешь?
– Конечно, это ее идея. Дмитрий – нормальный парень. Если бы у него не было денег, он бы скорее занял где-нибудь, а не просил ее вымогать у нас эти копейки.
– Я тоже так считаю, – помолчав, сказала Валя. – А ты-то чего такая грустная?
И тогда я все рассказала Вале и предложила ей прочитать письмо Дмитрия.
– Нет, не стану я его читать! – запротестовала она поначалу. – Это неприлично – читать чужие письма!
– Читай, – сказала я. – Еще не известно, придется ли тебе когда-нибудь читать письмо от парня на восьми страницах. Читай, потому что я все равно сейчас его сожгу.
– Зачем? Пусть останется на память.
– Нет. Все должно закончиться сегодня.
Валя дочитала письмо и вытерла слезы.
– Ой, не знаю, подружка, правильно ли ты поступаешь. Он ведь и правда тебя любит.
– Знаю, – сказала я. – Поэтому и поставила сегодня точку.
Я сожгла письмо, положив его на тарелку. Огонь быстро проглотил листки, и мне полегчало. Мне стало казаться, что я и в самом деле навсегда перечеркнула нашу с Дмитрием дружбу и любовь, которая могла разгореться, как это пламя, но – не разгорелась…
Я успела сделать эту запись в своем дневнике, а Нины все еще не было. Она вернулась поздно и выглядела веселой и счастливой. Не сказав нам ни слова, она улеглась спать.
… марта 1957 г
Почти месяц я не прикасалась к своему дневнику. И все из-за Дмитрия. В тот февральский вечер, когда я сказала «нет», а Нина отправилась возвращать ему деньги за билеты в кино, ей удалось-таки стреножить Дмитрия. Об этом она сама на следующий день рассказала Вале.