Шрифт:
Это произошло всего за несколько часов до исповеди. Две долгие недели я ждал известий от Вивианы. Она обещала позвонить мне на улицу Висконти сразу после разговора с мужем. Чемоданы она уложила заранее. Я тоже. Поселиться, пока не подыщем квартиру, мы решили в гостинице на набережной Гранз-Огюстен, и я уже нашел себе место у одного ходатая по делам, он потом плохо кончил.
На другой день я не осмелился позвонить на бульвар Мальзерб и, дав Полине инструкции на случай, если меня позовут к телефону, отправился караулить Вивиану у дома.
Лишь на четвертый день я узнал от отца, слышавшего об этом во Дворце, что у Андрие случился рецидив болезни и он слег. На этот счет у меня теперь тоже иное мнение, чем двадцать лет назад. Сегодня я думаю, что ради женщины, ставшей смыслом его существования, мужчина способен на все-трусость, низость, жестокость, лишь бы удержать ее.
В конце концов нацарапанная наспех записка известила меня:
«Буду в четверг около десяти утра на набережной Гранз-Огюстен».
Вивиана приехала со всем багажом в половине одиннадцатого на такси, хотя Андрие настаивал, чтобы она взяла его лимузин.
Совместная жизнь началась для нас невесело, и первой, открыв в нашем новом быту множество не предвиденных ею радостей, встряхнулась Вивиана.
Она же нашла квартиру на площади Данфер-Рошро я привела мне первого серьезного клиента из числа прежних своих знакомых.
— Вот увидишь, с какой нежностью мы будем вспоминать это жилье попозже, когда ты станешь самым известным адвокатом Парижа.
Андрие настоял на том, чтобы взять на себя вину в бракоразводном процессе. Долгие недели мы о нем ничего не слышали, как вдруг мартовским утром прочли в газетах новость:
«Старшина адвокатского сословия Андрие — жертва несчастного случая в горах».
Рассказывают, что он поехал навестить сына в одном из давосских санаториев. Решив воспользоваться случаем, отправился один на экскурсию в горы и провалился в трещину. Лишь на третий день один из проводников обнаружил тело.
Длинные шелковистые усы, блеклая улыбка, учтивость и такая смерть — во всем этом для меня аромат эпохи.
Понятно ли теперь, почему, говоря о нас с Вивианой как о паре хищников, люди бессознательно задевают самое наше больное место?
Нам нужно было отчаянно прилепиться друг к другу, чтобы не пойти ко дну от угрызений совести и отвращения к себе. Только всепожирающая страсть могла служить нам оправданием, и мы занимались любовью как одержимые. Мы прижимались друг к другу, безотрадно заглядывая в будущее, которому предстояло стать расплатой.
В течение года я видел отца разве что издали, во Дворце, потому что работал по четырнадцать-пятнадцать часов в день, берясь за любые дела и выпрашивая их в ожидании такого, которое позволит мне завоевать себе имя. На улицу Висконти я отправился лишь накануне нашей свадьбы.
— Хотел бы познакомить тебя со своей будущей женой, — сказал я отцу.
Он, конечно, слышал о нашем романе — о нем много говорили во Дворце, но ничего не сказал, только поглядел на меня и спросил:
— Счастлив?
Я кивнул: я верил, что это так. Может быть, так оно и вправду было. Мы поженились без шума в мэрии XIV округа и дали себе несколько дней отдыха в одной сельской гостинице Орлеанского леса, в Сюлли, где шесть лет спустя купили себе загородный дом.
Там мне нанес визит человек, узнавший от нашего привратника, где мы; оглядев зал гостиницы, у стойки которого шумно спорили посетители, он сделал мне знак следовать за ним и пробурчал:
— Пройдемся по каналу, потолкуем.
Мне не удалось сразу определить его место на общественной лестнице. Он был непохож на тех, кого тогда именовали подозрительными типами, а теперь назвали бы гангстерами. Довольно плохо одетый, неухоженный, с настороженным взглядом и горькой складкой у рта, весь в темном, он напоминал собой одного из тех служащих, что ходят по квартирам, собирая какие-нибудь платежи.
— Моя фамилия ничего вам не скажет, — начал этот странный посетитель, как только мы миновали несколько зачаленных в порту барж. — Со своей стороны мне известно о вас все необходимое, и, по-моему, вы тот, кто мне нужен.
Он помолчал и спросил:
— Здесь с вами ваша законная?
И когда я ответил «да», продолжал:
— Не доверяю людям с неупорядоченной жизнью. Итак, перехожу к делу. У меня нет никаких осложнений с правосудием, и я не желаю их иметь. Тем не менее у меня есть нужда в самом лучшем адвокате, какой мне только по карману, и, возможно, им-то вы и станете. Я не владею ни магазинами, ни конторами, ни заводами, ни патентами» но ворочаю крупными делами, куда более крупными, чем у большинства господ владельцев собственных особняков.