Кеннеди кивнул, с минуту пошевелил мозгами и начал говорить:

– У вас остался стиль мышления частного детектива. Вы решили выяснить обстоятельства, связанные с перестрелкой, и подумали, не может ли оказаться в доме Пег какой-нибудь улики.

Курц широко открыл глаза, делая вид, что восторгается умозаключениями Кеннеди.

– Но вы ведь не собирались проникать внутрь, не так ли, мистер Курц? – спросил Кеннеди, подчеркивая свою шутку белозубой улыбкой. Такие улыбки ласково называют заразительными. Курц ненавидел любые заразительные и заразные вещи.

Он улыбнулся в ответ, не опасаясь, что ухмылку на его багровом лице можно будет тоже назвать заразительной.

– Ни разу. Я уже достаточно отсидел в Аттике. Я просто оказался поблизости и остановился, чтобы… как вы сказали… подумать насчет этой перестрелки.

Когда я был частным детективом с лицензией, я всегда старался держаться подальше от дома жертвы и пытался найти улики при помощи интуиции, подумал Курц, но не стал озвучивать свой девиз. Это более-менее бесполезно, даже в общении с таким самодовольным тупицей, как Брайан Кеннеди.

– Хотите войти? – спросил Кеннеди, поболтав в воздухе связкой ключей. – Мне нужно забрать некоторые официальные бумаги и страховые полисы, которые затребовали в больнице. Я не думаю, что Пег возразила бы, если вы зайдете на минутку, тем более – вместе со мной.

Курц прислушался к последнему выражению. Он сказал о Пег в прошедшем времени. Значит ли это, что она умерла? Последнее, что он слышал, – это насчет аппаратуры искусственного поддержания жизни.

– Согласен, – ответил он и пошел внутрь вслед за Кеннеди.

– Так как же выглядит дом О‘Тул? – спросила Арлин, когда Курц вернулся в офис в субботу, ближе к вечеру. Позже, чем ему бы хотелось. – Сплошные улики, валяющиеся повсюду?

– Исключительно свидетельства ее типа личности, – ответил Курц.

– Например? – спросила Арлин, стряхнув пепел в пепельницу.

Курц подошел к окну. На улице темнело и холодало, снова пошел дождь. Хотя формально до захода солнца еще час, на Чипьюа уже зажглись фонари и фары машин. Их свет отражался от мокрого асфальта.

– Ее дом аккуратен, чист и наполнен всякими красивыми штуками, – сказал Курц. – Не подлинные произведения искусства, на них просто не хватит заработка офицера по надзору, но хорошие вещи, со вкусом подобранные. Небольшие авторские работы, скульптуры и картины, написанные маслом. Многие люди коллекционируют такие. И книги. Очень много книг. Большинство – в мягкой обложке, чтобы читать, а не все это дерьмо с позолоченным кожаным переплетом, которое красиво смотрится на полках. Настоящие книги. Художественные, документальные, классическая литература.

– Значит, никаких улик, – подытожила Арлин.

Курц тряхнул головой, пошел обратно в центр комнаты и отхлебнул кофе, купленного в "Старбаксе" для Арлин, которая медленно пила его в промежутках между затяжками, куря очередную "Мальборо".

– У нее на столе домашний компьютер, – продолжал он. – И два ящика с картотекой. Естественно, я не мог в них порыться, поскольку там был Кеннеди.

– Странно, что он позволил тебе зайти в дом вместе с ним, – сказала Арлин. – Это, наверное, самый бесхитростный специалист по охранным системам во всем мире.

– Или слишком ловкий и себе на уме, – возразил Курц. – Он приготовил нам чай.

– Какая очаровательная хозяйственность, – заметила Арлин. – Ведет себя в доме мисс О‘Тул, будто у себя, а?

Курц пожал плечами.

– Он сказал мне, что оставался у нее, когда приезжал в Буффало, примерно раз в две недели. Я видел в шкафу несколько его костюмов и блейзеров.

– Он позволил тебе войти в ее спальню?

– Ему надо было забрать оттуда кое-какие вещи, – пояснил Курц. – Я просто стоял в дверях.

– Новобрачные, – поизносила Арлин таким тоном, каким говорят "Дети. Ну что ты будешь делать, а?", кивнув на список клиентов фирмы "Свадебные колокола", штабелем покрывавший весь экран.

– Но вопрос, почему он пригласил меня войти, остается открытым, – сказал Курц, оборачиваясь к окну и глядя на машины, снующие под октябрьским дождем. – Он спросил меня, что я здесь делаю, но потом спокойно сам на него ответил, будто совершенно не хотел давить на меня. Почему он это сделал? Почему он не испугался или хотя бы не заподозрил меня, когда увидел рядом с домом?