Они пообедали во второй половине дня, пока еще не совсем угас блеклый дневной свет. Дейл принял душ, побрился и переоделся в легкие хлопчатобумажные брюки, чистую рубашку и спортивную кожаную куртку, а Мишель тем временем сварила кофе, и старый дом начал наполняться насыщенными запахами готовящейся еды. Они пили вино, пока готовилась ветчина, а за обедом открыли вторую бутылку «Мерло». Они обедали за кухонным столом. Мишель принесла в своей сумочке две коротких свечки. Дейл старался не думать о Клэр, когда зажигал свечи своей золотой зажигалкой, и вот тусклый дневной свет сменился светом свечей на столе, а не жалкой лампочки под потолком. Дейл проснулся с пустой головой и совершенно сбитым с толку, а теперь чувствовал себя совершенно пьяным. Он удивил самого себя, когда пересказал Мишель все подробности неспешных гонок по болоту, случившихся накануне, он подчеркивал самые нелепые, а не самые страшные моменты, и они оба смеялись. Дейл налил им обоим еще вина.

– Я прочитала тот рассказ, о котором ты говорил, – произнесла Мишель, когда они убрали со стола. Кофе уже готовился в кофеварке, яблочный пирог разогревался в духовке, но оба они еще смаковали остатки вина. – Ну, тот самый, – пояснила она, – «Веселый уголок».

Дейл очень смутно помнил о том, что они обсуждали рассказы Генри Джеймса, но согласно кивнул.

– Тебе понравилось?

Мишель отпила глоток вина. Ее рыжие волосы пылали в свете свечей. Прямоугольник окна над раковиной у нее за спиной окончательно потемнел.

– Не знаю, понравилось ли мне, – ответила она наконец. – На самом деле мне он показался чертовски странным.

Дейл улыбнулся. Отвечая ей, он старался, чтобы в его голосе не прозвучала снисходительность.

– Да, вынужден признать, что большинство творений Джеймса откровенно занудны. Ты знаешь, что говорила о Генри Джеймсе Дороти Паркер?

Мишель Стеффни покачала головой.

– Она сказала как-то, он пережевывает больше того, что откусил, – сказал Дейл и засмеялся.

Пахло кофе и пирогом. От вина осталось богатое послевкусие. Он заставил пятерых бритоголовых барахтаться в грязи на горах Билли Гоут. В общем и целом он чувствовал себя великолепно.

Мишель качнула головой, словно отмахиваясь от остроумного комментария Дороти Паркер и снова возвращаясь к теме разговора.

– Я прочитала рассказ три раза, но все равно сомневаюсь, что поняла его. То есть Спенсер Брайдон видит в своем старом доме это привидение, это его второе «я», эту кошмарную версию себя самого. Того, кем он мог бы стать.

Дейл кивнул, ожидая продолжения. Вино почти закончилось.

– Но был ли он настоящим? Я имею в виду призрака. – Мишель говорила низким грудным голосом.

Дейл пожал плечами.

– Это любопытный момент в творчестве Генри Джеймса, – начал он, несмотря на все усилия, опять угадывая в своем голосе интонации профессора Стюарта, читающего лекцию. – Привидения, а его старый дом в Нью-Йорке был домом с привидениями, – являются крайними проявлениями человеческого разума, не так ли? Слиянием внешнего и внутреннего? Реальность для Джеймса – во всяком случае, в его произведениях – всегда была метафорической и психологической.

– Алиса Ставертон тоже его видела, – мягко произнесла Мишель.

– Прошу прощения?

– Его подружка, – сказала Мишель. – Мисс Ставертон. Та, которая в финале держала на коленях голову Брайдона. Она видела призрак, плохого Брайдона, в то же самое время, когда его видел он сам. Она рассказывала ему об этом. И ей понравился плохой Брайдон… ее тянуло к нему.

– Правда? – глупо переспросил Дейл.

Он раз двадцать читал лекцию об этом рассказе – почти всегда первокурсникам, – но на самом деле никогда не сосредоточивался на том второстепенном факте, что мисс Ставертон видела того самого призрака, не говоря уж о том, что это чудовище ей понравилось.

– Ну да, – продолжала Мишель. – И ей понравился другой Брайдон – без пальцев, уродливый и так далее-потому что это он, призрачный Брайдон, а не настоящий Брайдон-нытик, сказал, что хочет ее.

– Хочет, чтобы она нашла его, – поправил Дейл. – Чтобы помогла ему.

Настала очередь Мишель пожимать плечами.

– Я воспринимаю это иначе. Я помню, как она говорит, что этот другой Брайдон, этот мистер Хайд, хотел ее. Так, как хотел бы ее в постели. Получается, что потребовался другой Брайдон, ужасный мистер Хайд, тупой американский делец, чтобы он смог сказать ей, что хочет ее трахнуть. Вот поэтому-то, как мне кажется, она и шокирует Брайдона-нытика, который в этот момент лежит на полу, а его голова у нее на коленях, когда говорит: «Как будто он мне об этом сказал… Так отчего бы мне не любить его?»

Дейл поставил пустой бокал на стол и уставился на нее, оторопелый. Он столько лет читал лекции об этом рассказе… как он мог не заметить столь очевидного толкования? Как могли его не заметить многочисленные исследователи творчества Джеймса? А сам Джеймс, этот мастер самовозвеличивания, неужели и он этого не заметил? Дейл на мгновение потерял дар речи.

– Что я знаю точно, – продолжала Мишель, – кино из этого рассказа вышло бы дерьмовое. Никакого действия. Никакого секса. И призрак совсем не страшный. Вот так вот, профессор Стюарт. Что, давай?