– Эволюция органических форм? — повторил Пеглар.

– Да, Гарри. Противоречащая всем представлениям цивилизованного христианского мира идея, что виды растений и животных не оставались неизменными с момента творения, но изменялись и приспосабливались к условиям окружающей среды с течением времени… долгого времени. На протяжении огромных исторических периодов, описанных мистером Лайеллом.

– Я знаю, что такое эволюция органических форм, — сказал Пеглар, стараясь не показывать своего раздражения, вызванного снисходительными пояснениями Бридженса. Проблема взаимоотношений учителя и ученика, не в первый раз осознал он, заключается в том, что они всегда остаются неизменными, когда все вокруг меняется. — Я читал труды Ламарка по данной теме. А также Дидро. И кажется, Бюффона.

– Да, это старая теория, — сказал Бридженс смеющимся, но одновременно слегка извиняющимся тоном. — Монтескье тоже писал об этом, и прочие упомянутые вами авторы. Даже Эразм Дарвин, дед нашего бывшего товарища по плаванию, выдвигал подобную теорию.

– Тогда почему сочинение мистера Дарвина представляется таким уж важным? — спросил Пеглар. — Идея эволюции живой природы не нова. Она отвергается церковью и другими натуралистами на протяжении многих поколений.

– Если верить Чарльзу Бэббиджу и прочим нашим с мистером Дарвином общим друзьям, — сказал Бридженс, — в новой книге — если она когда-нибудь выйдет в свет — предлагаются доказательства подлинного механизма эволюции. И приводится тысяча — возможно, десять тысяч — убедительных примеров, наглядно показывающих данный механизм в действии.

– И в чем же заключается механизм эволюции? — спросил Пеглар.

Солнце уже скрылось за горизонтом. Розовое свечение в небе поблекло до бледно-желтого, предварявшего восход светила. Теперь, когда солнце исчезло, Пеглару с трудом верилось, что он его видел.

— В естественном отборе, вытекающем из борьбы за существование внутри бесчисленных видов, — сказал пожилой офицерский вестовой. — В отборе, в ходе которого закрепляются и накапливаются полезные признаки особей и устраняются неблагоприятные — то есть такие, которые понижают вероятность выживания или размножения, — на протяжении огромных периодов времени. Лайелловских периодов времени.

Пеглар с минуту обдумывал услышанное.

— Почему вы завели этот разговор, Джон?

– Из-за нашего хищного друга, обитающего здесь во льдах, Гарри. Из-за почерневшего черепа, который вы оставили на месте черного зала, где некогда тикали эбеновые часы сэра Джона.

– Я не совсем понимаю, — сказал Пеглар. Он очень часто произносил эту фразу в бытность свою учеником Бридженса во время пятилетних странствий «Бигля», казавшихся бесконечными. Изначально путешествие планировалось завершить в двухлетний срок, и Пеглар обещал Роуз вернуться через два года или раньше. Она умерла от чахотки, когда шел четвертый год плавания «Бигля». — Вы полагаете, что обитающий во льдах зверь является некой жизненной формой, произошедшей в ходе эволюции вида от обычного белого медведя, каких мы столь часто встречали здесь?

– Как раз наоборот, — сказал Бридженс. — Я задаюсь вопросом, не столкнулись ли мы с одним из последних представителей некоего древнего вида — с животным более крупным, умным, проворным и гораздо более свирепым, чем его потомок, полярный медведь, какие водятся здесь в великом множестве.

Пеглар задумался.

— С неким допотопным животным, — наконец сказал он. Бридженс хихикнул.

— По крайней мере в метафорическом смысле, Гарри. Вы, вероятно, помните, что я никогда не разделял буквальной веры во Всемирный потоп.

Пеглар улыбнулся.

— Да, с вами было опасно общаться, Джон. — Он задумался еще на несколько минут. Свет постепенно мерк. В небе на юге снова высыпали частые звезды. — По-вашему, это… существо… этот последний представитель вида… ходил по земле, когда здесь обитали громадные ящеры? Тогда почему мы не нашли его ископаемых останков?

Бридженс снова хихикнул.

— Нет, я почему-то не верю, что наш хищник соперничал с гигантскими ящерами. Возможно, млекопитающие типа ursus maritimus вообще не сосуществовали с гигантскими рептилиями. Как показал нам Лайелл и как, похоже, понимает мистер Дарвин, Время… Время с большой буквы, Гарри… гораздо протяженнее, чем мы в силах себе представить.

Несколько мгновений оба мужчины молчали. Поднялся легкий ветер, и Пеглар осознал, что на таком холоде не стоит задерживаться здесь долее. Он видел, что пожилой мужчина слегка дрожит.

— Джон, вы считаете, что знание о происхождении зверя… или, вернее, существа, поскольку иногда оно кажется слишком разумным для простого зверя… поможет нам убить его? — спросил он.

На сей раз Бридженс громко рассмеялся.

— Ни в коей мере, Гарри. Между нами говоря, дорогой друг, я думаю, наше загадочное существо уже взяло верх над нами. Я думаю, наши кости станут ископаемыми останками прежде его костей… хотя, если подумать, огромное животное, которое живет почти исключительно в полярных льдах, не размножаясь и не обитая на суше, в отличие от обычных белых медведей, и, возможно, даже охотится на обычных белых медведей, вполне может не оставлять никаких костей, никаких следов, никаких окаменелостей… по крайней мере таких, какие мы в состоянии найти на дне замерзших полярных морей при современном уровне развития техники.

Они двинулись в сторону «Эребуса».

– Скажите, Гарри, что происходит на «Терроре»?

– Вы слышали, что три дня назад у нас чуть не вспыхнул мятеж? — спросил Пеглар.

— Дело действительно зашло так далеко? Пеглар пожал плечами.

— Положение было угрожающим. Кошмарный сон любого офицера. Помощник конопатчика Хикки и еще два или три подстрекателя разожгли беспорядки среди матросов. Толпа впала в массовую истерику. Крозье блистательно разрядил взрывоопасную обстановку. Пожалуй, я еще не встречал капитана, который бы действовал перед лицом разъяренной толпы с таким тонким расчетом и железной выдержкой, какие Крозье проявил в среду.