У меня пациенты были другие. Они или не испытывали проблем с деньгами, или имели такие проблемы, что никаких денег не жалко.

Родители Богдана явно относились ко второй категории.

Они приехали ко мне в офис заранее – большая редкость для родственников пациентов-надомников. Обычно они ждут меня в своей прихожей и там, сбиваясь и стесняясь, сообщают что-нибудь критически важное про человека, с которым я буду сейчас общаться. И я вынужден на лету, пока иду к комнате, перекраивать тактику.

Родители Богдана не стали делать такой глупости. Они вообще производили впечатление людей умных и умеющих сопротивляться ударам судьбы. Отец – поджарый, энергичный, говорит немного, но предельно точно. Пострижен почти под ноль, чтобы не демонстрировать лысину (а может, и седину). Мать – небольшая уютная женщина, с янтарными глазами и ямочками на щеках. Инициативу в разговоре она полностью отдала мужу, но не расслабилась. У меня сложилось впечатление, что она сверяет все, что он говорит, по какому-то внутреннему списку. В некоторых местах, когда супруг, по ее мнению, говорил что-то не то или недоговаривал, она немного сводила брови, становясь похожей на обиженную девочку. Муж, который, кажется, и не смотрел на нее, тут же поправлялся или добавлял что-то по существу.

Они с самого начала показались мне очень спаянной парой. Именно спаянной – какой-то суровый паяльник прошелся по ним, превратив двух индивидуумов в единое целое.

Очень скоро я узнал, что это был за паяльник.

Сын родился с серьезными нарушениями. Родители его вытаскивали в нормальную жизнь буквально зубами. И почти вытащили. Более того: в результате неких событий («Неважно каких», – сказал отец, и я не стал настаивать) Богдан вроде пошел на поправку. А потом началась полная чертовщина…

На первом же сеансе все пошло слишком гладко. Так не бывает. Мальчишка, подросток, натворивший черт знает что, едва не угробивший родную сестру, сразу раскрылся. Он рассказывал все, о чем я его спрашивал. Даже такие вещи, которые явно не рассказывал родителям. Полный контакт. Абсолютное доверие.

Так не бывает.

Я терпеливо ждал, когда он сорвется, когда выскочит то, звериное, о котором говорил его отец.

И дождался. Под каким-то предлогом он взял меня за руку…

…Это был не дурачок Витя. Он явно знал, что делает.

Богдан не совершал никаких видимых манипуляций, но у меня возникло ощущение, что ловкие пальцы ощупывают мою оболочку, пытаясь добраться до меня настоящего. Наверное, так себя чувствует девица, которую впервые раздевает опытный ловелас.

Я замер.

Он почувствовал это и остановился. Я шепотом попросил продолжить. Чувствовал – еще немного, и мальчик нашарит мой клапан. Мне оставалось только сконцентрироваться и запомнить, как он это сделает.

Богдан продолжил незримо шарить по оболочке.

И нащупал.

Не знаю, зачем был ему этот ниппель, зачем он хотел прикоснуться к моей душе, но Богдан словно обезумел. Он вырвал клапан чуть не с мясом, мне даже валерьянкой не успело запахнуть.

В следующее мгновение я оказался…

…на кафедре в аудитории.

Обычная «поточка» с амфитеатром парт. За моей спиной висел экран, а на него проецировался набор формул, похожих на письмена древних индейцев.

Собравшиеся – числом не более десятка – строго смотрели на меня. Не на экран, в который я, оказывается, тыкал указкой, а мне в глаза. За партами сидели не студенты, а люди солидные, с выправкой опытных преподавателей.

Все это я успел заметить в первую секунду, на большее времени не хватило, потому что нужно было закончить фразу.

Вот это, я вам доложу, отвратительная ситуация. Очень некомфортно себя чувствую, когда переход случается в тот момент, когда прежний хозяин тела ведет разговор. Но в разговоре хоть паузу сделать можно, отдав инициативу собеседнику, а когда читаешь лекцию – разве что водички попить.

Это идея!

Я закашлялся и пошарил глазами в поисках спасительного графина. Никакого графина не оказалось и в помине, так что я продолжал кашлять, судорожно вытрясая из чужой памяти самое необходимое.

Кто? Алексей Мухин, 25 лет, кандидат физико-математических наук… Математических? Вот радость так радость… Ладно, потом.

Что тут происходит? Весна… А я читаю доклад «Информация как философская категория». Для философов. Еще лучше. Прежний хозяин, судя по всему, был или большим ученым, или весьма самонадеянным типом, или и тем и другим.