Он научился помалкивать и держаться невозмутимо, что шло ему только на пользу — не хватало еще, чтобы кто-то заметил, как неуверенно он себя чувствует временами. После первого же месяца службы он понял, что переоценил свои возможности, но за те семь месяцев, что он провел в Корпусе, ему так и не довелось побывать в по-настоящему опасных переделках. Тем не менее он постоянно боялся оплошать, не сдюжить и тем опозорить свою семью, возражавшую против его преждевременного поступления в армию — всех, в том числе и графа. В свое время он не подумал о том, какую ответственность на себя взваливает, и теперь жалел о поспешном решении.

Возможно, после успешной кампании, проведя зиму в их поместье под Ламутом, он обретет недостающую уверенность. По крайней мере мать перестанет докучать ему своими письмами, требуя вернуться немедленно.

Терренс делил палатку с Чарльзом Макэвоем из Тайр-Сога. Чарльз лежал на своем спальнике и читал письмо.

— От Клариссы? — спросил, войдя, Терренс.

— Да, — ответил Чарльз, на четыре года старше его. — Ты получил задание?

— Ну да, теперь моя очередь.

— И куда же, Терри?

Терренс с веселой усмешкой нагнулся к нему:

— На передовые позиции. Сказать баронам, чтобы собирались домой. Через пару недель будешь с Клариссой — получен приказ о зимнем отступлении.

Чарльз сел.

— Как раз вовремя. Холод такой, что мужское достоинство того и гляди отмерзнет. Какой ей тогда от меня прок?

Терренс засмеялся. Чарльз женился в прошлую зиму и с самой весенней оттепели жил в разлуке с женой.

— А сейчас ей какой от тебя прок, спрашивается?

— Пошел вон! — шутливо замахнулся на него Чарльз.

— Сию минуту, только плащ возьму.

— Счастливо, Терри, — произнес традиционное напутствие Чарльз.

— И тебе счастливо, Чарли.

Терренс зашагал к загону, где стояла его лошадь, девяти-летняя гнедая кобыла, надежная и послушная. Она была не самой резвой лошадкой в Корпусе, но Терренс любил ее за ровный нрав и выносливость. Кобыла могла безропотно бежать весь день, пока не упадет. Он звал ее Беллой.

Другие лошади тоже вскинули головы, когда он подошел, но Белла знала, что это идет ее хозяин и что сегодня ее очередь. Он потрепал ее по шее.

— Поехали, девочка.

Он взял свое седло из-под навеса, где хранилась сбруя, быстро оседлал лошадь, удостоверился, что мех для воды полон и в торбу насыпан овес. Поездка была рассчитана всего на два дня. День до первой позиции, где он переночует и перекусит, потом обратно через два оставшихся лагеря — сначала на юго-запад, потом на юго-восток. Он посмотрел на небо. Всего два часа, как солнце взошло — поручение обещает быть легким, если не встретится никаких препятствий. Завтра на закате он должен вернуться.

Он отвязал лошадь и поехал на запад. Когда Белла разогрелась, он пустил ее размашистой рысью и предоставил самой себе.

Ветер пронизывал плащ насквозь, лицо онемело. Из носа текло, и Терренс вскоре перестал утирать его рукавом. Дышать приходилось ртом, что начинало сказываться на легких, и он чувствовал в груди стеснение, которого раньше не было. Он знал, что мог бы сказаться больным, —но отказываться от своей очереди из-за какой-то простуды? Однако Терренса мучили сомнения. Так, пожалуй, и следовало поступить — просто сказать капитану, что он нездоров, и остаться в палатке.

Во второй половине дня он дважды останавливался, чтобы дать отдохнуть Белле, и сам, ежась, отдыхал за березами, кое-как прикрывавшими от ветра. Делать передышки слишком долгими не стоило, поскольку Белла остывала и могла охрометь.

Но она была славная, разумная лошадка, в самый раз для гонца. Она хорошо слушалась и быстро отвечала на все команды. А уж спокойная! Как-то летом они встретили на дороге змею. Многие лошади в панику бы ударились, а Белла как ни в чем не бывало раздавила змею копытом, и все тут.

Глядя на небо, он понимал, что немного отстает, и боролся с искушением пустить кобылу галопом. До первого лагеря он доберется на несколько часов позже, чем намечал, но это ничего — приказ он доставит вовремя, успеет поесть горячего и устроится на ночь в тепле. К завтрашнему дню ветер уж точно не уляжется, и ему придется еще труднее — другие два лагеря расположены чуть выше в предгорьях и ближе к вражеским позициям.

В его задачу входило избежать тех немногих цуранийских патрулей, что еще курсируют вдоль линии фронта в зимнее время, и сберечь свою лошадь. Пешим он ночью замерзнет до смерти, потому что раньше следующего полудня ему до первого лагеря не дойти.