После того как он поднялся метров на пятнадцать, путь неожиданно преградила сплошная стена сплетенных корней. Подчиняясь приказу компьютера, робот пробил шахту в камне, но оставил закрывающий вход слой дерна.

– Внимание, – произнес 19—й, – я выхожу.

Он снова поправил телекамеру, затем размахнулся и ткнул преграду кулаком. Сопротивление оказалось на удивление слабым. 19—й высвободил руку – и в пробоину хлынул солнечный свет. Тогда он изо всех сил рванул упругий ковер на себя…

Тоннель выходил на горный склон, заросший травой и редким кустарником. В траве были разбросаны разноцветные пятна цветов. 19—й поднял глаза – и впервые в жизни увидел небо. По небу плыли облака, и все это великолепие находилось гораздо выше, чем он предполагал.

Внизу, у подножия горы, была долина, заросшая лесом. А выше и правее сияли нестерпимым блеском горные вершины.

– Справа! – донеслось из наушников.

19—й стремительно обернулся. Метрах в двадцати от него сидел небольшой рыжий зверек с тонкой мордочкой и длинным пушистым хвостом.

– Лиса, – выдохнула 113—я. – Живая лиса!

– Зато людей тут нет, – произнес 19—й, – и я не вижу никаких следов их деятельности. Попробуйте выпустить сокола. – На небо он старался не смотреть – с непривычки сильно кружилась голова. Смотрел на лису.

– А что, это идея…

Соколом назвали созданный техниками звездолета робот-разведчик, по сути, летающую кинокамеру. Внешне он был неотличим от земной хищной птицы, хотя, конечно, использовал другой принцип полета.

Он вылетел из люка словно коричневая молния (лису как ветром сдуло) и сразу же круто пошел вверх. Ионный двигатель работал почти бесшумно. 19—й, поколебавшись, уселся на землю, у входа в тоннель, и, достав из заплечного кармана скафандра экран, пристроил его на коленях.

Сокол уже закончил набор высоты и теперь двигался по расширяющейся спирали, в центре которой находился корабль. По экрану проплывали горные склоны, чередующиеся с долинами, затем пошла степь, пересеченная множеством речек. На юго-востоке стояли горы. Внизу, у самого подножия, их склоны были покрыты лесом, затем лес становился все ниже, а там сдавалась и трава, уступая место леднику, пронизанному многочисленными трещинами и питающему ручьи и речки, кажущиеся с высоты тонкими линиями. И никаких признаков человека.

– Не так я себе все это представлял, – произнес 19—й. – По идее, здесь, наверху, должен стоять институт, исследующий нас, иначе зачем был нужен сам полет? И потом, должен же быть кто-то, кому можно в морду плюнуть…

В наушниках раздался голос 84—го, одного из старейших членов экипажа.

– «Полет», – усмехнулся он.

– Полет, – упрямо повторил 19—й, – он и был полетом. Для нас по крайней мере да. Мы летели к звездам. А что до тех, кто нас в этот полет отправил, не думаю, чтобы их мнение меня особенно интересовало.

– Боюсь, – отозвался 84—й, – что столь же мало их будет интересовать и наше мнение. Как, кстати, и мы сами. Ведь в самом деле, какие исследования можно проводить в течение восьмисот лет? Я склонен думать, что о нас вообще забыли. За ненадобностью. Слишком уж пусто вокруг.

– Как это забыли?! – возмутилась 113—я. – Мы же живые люди и находимся здесь, кстати, по их милости.

– Это только в сказке человек отвечает за тех, кого он приручил, – возразил 84—й. – А в жизни… Вы-то небось ждали, что к выходу из тоннеля примчится толпа в белых халатах и все с цветами и прочим хлебом-солью?

– Ну знаешь! – возмутился 19—й. – А почему в таком случае им бы не выпустить нас отсюда?

– А зачем?

– Что значит – зачем?

– Зачем им было нас выпускать?

В наушниках щелкнуло, и новый голос произнес:

– Внимание! Говорит группа техников. При тщательном осмотре стен корабля нами обнаружены приборы скрытого наблюдения. – Голос на мгновение запнулся, а затем, словно извиняясь, добавил: – В неработающем состоянии.