Шрифт:
— Сколько принести?
— Не очень много. Столько, сколько самому тебе надо. Хлеб у вас есть?
— Есть. Я быстренько сбегаю. Ты подожди.
Вернулся Женя скоро.
— Ты здесь? — спросил он. — Я принес.
— Положи на траву. Только сам отвернись. Я не могу есть, когда смотрят.
Представь, мой маленький читатель, что это не Женя, а ты стоишь под деревом и разговариваешь с таинственным незнакомцем. Удержался бы ты, чтобы не подсмотреть? А вот Женя, оставив на траве хлеб и молоко, отвернулся и зажмурился, чтоб даже нечаянно не увидеть, как тот будет есть. А то еще обидится и исчезнет.
— Я поел, — послышался голос.
— Уже? — удивился Женя, оглядев пустую чашку.
— У вашей Мани вкусное молоко. Знаешь, мне нужны брюки и пиджак, чтобы теплее одеться.
— Я принесу, — обрадовался Женя. — У меня есть.
— Только, когда темно будет.
— Я тебя увижу?
— Нет. Нельзя. А если ты мне отдашь одежду, тебе самому останется?
— Останется. Не думай, пожалуйста, об этом. Мы ничего не оставили немцам.
— Очень хорошо.
Поверив таинственному голосу, Женя в конце концов рассказал и о партизанах. Партизаны стоят за кривым оврагом, и идти к ним надо через лес.
— Ты найдешь?
— Найду. Спасибо тебе.
Чуть свет Рустем переоделся. Сначала надел то, что принес Женя, потом сверху натянул свои брюки и отправился к партизанам.
А Женя спал спокойно. Он все жалел о том, что не договорил с незнакомцем до конца. Не сказал ему, как разыскать после войны село, куда вернутся они с матерью и Надей. Ведь не оставаться же в пещере... «Теперь уже дела не поправишь», — думал он сквозь сон.
У партизан
Здесь были и учителя, и рабочие, и научные работники. Они ушли в лес, чтобы мстить. Мирная жизнь осталась далеко.
Взлетали в воздух эшелоны. Рушились мосты. Проселочные дороги поднимали немецкие машины в воздух, оставляя только дым да щепки.
Партизанский отряд был беспощаден. Состоял он всего из пятидесяти человек. Но какой был это отряд!
Каждый взвод располагался в избе-блиндаже. И Рустем долго раздумывал: к какому блиндажу пристать. К лазарету? Но там скучно и пахнет лекарствами. К кухне? Там всегда тепло, но какой партизан будет жить около котла с кашей? Рустем выбрал поменьше избу, где жил Иван Владимирович. Его все звали «дядя Эфир». Но «дядя Эфир» был не только радистом, а еще и сапожником, и пулеметчиком. И в его избе всегда звучало радио.
Вот рай-то — Рустем первые два дня только и слушал радио. «Дядя Эфир» был молчалив, и очень скоро, на третий день, Рустем решил перейти к кому-нибудь другому. С утра он ходил по пятам за командиром отряда — Батей. До войны Батя был секретарем райкома, а когда пришли немцы, он ушел в лес. Высокий, веселый, широкоплечий — глядя на него, казалось, что такому все легко, никакая тяжесть не пригнет его к земле.
На командный пункт собрались командиры взводов. Батя отдавал приказы. Он говорил тихо, а в ответ звучало короткое:
— Есть!
— Первому взводу добыть «языка».
— Есть!
— Но не простого, — пояснил Батя. — Нужен штабной работник или такой, который был бы знаком с планами командования. Нужен офицер.
Второму взводу досталась железная дорога.
— Разведать основательно, — приказал Батя. — Нам нужно узнать график движения поездов. Подготовьте места для заминирования.
— Есть!
— Третьему взводу взорвать ночью мост на главном шоссе.
— Есть!
— Вопросы есть?
— Нет.
— Выполняйте.
Рустем готов был отправиться сразу со всеми. Проникнув в штаб, он бы достал лучшего «языка», хоть генерала. И мост взорвать для него пара пустяков. С кем же пойти?
Ему понравился партизан «Непоседа». Небольшого роста, подвижный, с блестящими глазами, он все время улыбался. И что он тут видел смешного, сидя прямо напротив Бати?
— Куда «Непоседа», туда и я, — решил Рустем. — Ему наверняка мост поручат взорвать.
Не ожидал Рустем, что «Непоседа» пойдет на железную дорогу. Но уж как решил, так тому и быть.
На операцию вышли втроем: «Непоседа», еще один партизан — Тимофей Николаевич и Рустем. Вышли ночью по ярким звездам.
Сливаясь с деревьями, шагали осторожно невидимой тропой. К рассвету за придорожными кустами засеребрились пути. Партизаны залегли за бугорком и стали наблюдать.
С ближнего болота безмятежно квакали лягушки. Им наплевать было, что идет война. Они квакали каждое утро.
Полчаса наблюдал за станцией «Непоседа». Полчаса — Тимофей Николаевич. «Непоседа» ворочался с боку на бок, покусывая травинку.