Жди меня (стихотворения)
вернуться

Симонов Константин Михайлович
Шрифт:
* * *
Словно смотришь в бинокль перевернутый —Все, что сзади осталось, уменьшено,На вокзале, метелью подернутом,Где-то плачет далекая женщина.Снежный ком, обращенный в горошину, —Ее горе отсюда невидимо;Как и всем нам, войною непрошеноМне жестокое зрение выдано.Что-то очень большое и страшное,На штыках принесенное временем,Не дает нам увидеть вчерашнегоНашим гневным сегодняшним зрением.Мы, пройдя через кровь и страдания,Снова к прошлому взглядом приблизимся,Но на этом далеком свиданииДо былой слепоты не унизимся.Слишком много друзей не докличетсяПовидавшее смерть поколение,И обратно не все увеличитсяВ нашем горем испытанном зрении.1941
* * *
Мы не увидимся с тобой,А женщина еще не знала;Бродя по городу со мной,Тебя живого вспоминала.Но чем ей горе облегчить,Когда солдатскою судьбоюЯ сам назавтра, может быть,Сравняюсь где-нибудь с тобою?И будет женщине другой —Все повторяется сначала —Вернувшийся товарищ мой,Как я, весь вечер лгать устало.Печальна участь нас, друзей,Мы все поймем и не осудимИ все-таки о мертвом ейНапоминать некстати будем.Ее спасем не мы, а тот,Кто руки на плечи положит,Не зная мертвого, придетИ позабыть его поможет.1941

Полярная звезда

Меня просил попутчик мой и друг,А другу дважды не дают просить,Не видя ваших милых глаз и рук,О вас стихи я должен сочинить.В зеленом азиатском городке,По слухам, вы сейчас влачите дни,Там, милый след оставив на песке,Проходят ваши легкие ступни.За друга легче женщину просить,Чем самому припасть к ее руке,Вы моего попутчика забытьНе смейте там, в зеленом городке.Он говорил мне, что давно, когдаЕще он вами робко был любим,Взошедшая Полярная звездаВам назначала час свиданья с ним.Чтоб с ним свести вас, нет сейчас чудес,На край земли нас бросила война,Но все горит звезда среди небес,Вам с двух сторон земли она видна.Она сейчас горит еще ясней,Попутчик мой для вас ее зажег,Пусть ваши взгляды сходятся на ней,На перекрестках двух земных дорог.Я верю вам, вы смотрите сейчас,Пока звезда горит, – он будет жить,Пока с нее не сводите вы глаз,Ее никто не смеет погасить.Где юность наша? Где забытый дом?Где вы, чужая, нежная? Когда,Чтобы мертвых вспомнить, за одним столомЖивых сведет Полярная звезда?1941, Рыбачий
* * *
Майор привез мальчишку на лафете.Погибла мать. Сын не простился с ней.За десять лет на том и этом светеЕму зачтутся эти десять дней.Его везли из крепости, из Бреста.Был исцарапан пулями лафет.Отцу казалось, что надежней местаОтныне в мире для ребенка нет.Отец был ранен, и разбита пушка.Привязанный к щиту, чтоб не упал,Прижав к груди заснувшую игрушку,Седой мальчишка на лафете спал.Мы шли ему навстречу из России.Проснувшись, он махал войскам рукой...Ты говоришь, что есть еще другие,Что я там был и мне пора домой...Ты это горе знаешь понаслышке,А нам оно оборвало сердца.Кто раз увидел этого мальчишку,Домой прийти не сможет до конца.Я должен видеть теми же глазами,Которыми я плакал там, в пыли,Как тот мальчишка возвратится с намиИ поцелует горсть своей земли.За все, чем мы с тобою дорожили,Призвал нас к бою воинский закон.Теперь мой дом не там, где прежде жили,А там, где отнят у мальчишки он.1941

Сын артиллериста

Был у майора ДееваТоварищ – майор Петров,Дружили еще с гражданской,Еще с двадцатых годов.Вместе рубали белыхШашками на скаку,Вместе потом служилиВ артиллерийском полку.А у майора ПетроваБыл Ленька, любимый сын,Без матери, при казарме,Рос мальчишка один.Если Петров в отъезде, —Бывало, вместо отцаДруг его оставалсяДля этого сорванца.Вызовет Деев Леньку:– А ну, поедем гулять:Сыну артиллеристаПоря к коню привыкать! —С Ленькой вдвоем поедетВ рысь, а потом в карьер.Бывало, Ленька спасует,Взять не сможет барьер,Свалится и захнычет.– Понятно, еще малец! —Деев его поднимет,Словно второй отец.Посадит снова на лошадь:– Учись, брат, барьеры брать!Держись, мой мальчик: на светеДва раза не умирать.Ничто нас в жизни не можетВышибить из седла! —Такая уж поговоркаУ майора была.Прошло еще два-три года,И в стороны унеслоДеева и ПетроваВоенное ремесло.Уехал Деев на северИ даже адрес забыл.Увидеться – это б здорово!А писем он не любил.Но оттого, должно быть,Что сам уж детей не ждал,О Леньке с какой-то грустьюЧасто он вспоминал.Десять лет пролетело.Кончилась тишина,Громом загрохоталаНад Родиною война.Деев дрался на Севере;В полярной глуши своейИногда по газетамИскал имена друзей.Однажды нашел Петрова:«Значит, жив и здоров!»В газете его хвалили,На Юге дрался Петров.Потом, приехавши с Юга,Кто-то сказал ему,Что Петров Николай Егорыч,Геройски погиб в Крыму.Деев вынул газету,Спросил: «Какого числа?» —И с грустью понял, что почтаСюда слишком долго шла...А вскоре в один из пасмурныхСеверных вечеровК Дееву в полк назначенБыл лейтенант Петров.Деев сидел над картойПри двух чадящих свечах.Вошел высокий военный,Косая сажень в плечах.В первые две минутыМайор его не узнал.Лишь басок лейтенантаО чем-то напоминал.– А ну, повернитесь к свету, —И свечку к нему поднес.Все те же детские губы,Тот же курносый нос.А что усы – так ведь этоСбрить! – и весь разговор,– Ленька? – Так точно, Ленька,Он самый, товарищ майор!– Значит, окончил школу,Будем вместе служить.Жаль, до такого счастьяОтцу не пришлось дожить. —У Леньки в глазах блеснулаНепрошеная слеза.Он, скрипнув зубами, молчаОтер рукавом глаза.И снова пришлось майору,Как в детстве, ему сказать:– Держись, мой мальчик: на светеДва раза не умирать.Ничто нас в жизни не можетВышибить из седла! —Такая уж поговоркаУ майора была.А через две неделиШел в скалах тяжелый бой,Чтоб выручить всех, обязанКто-то рискнуть собой.Майор к себе вызвал Леньку,Взглянул на него в упор.– По вашему приказаньюЯвился, товарищ майор.– Ну что ж, хорошо, что явился.Оставь документы мне.Пойдешь один, без радиста,Рация на спине.И через фронт, по скалам,Ночью в немецкий тылПройдешь по такой тропинке,Где никто не ходил.Будешь оттуда по радиоВести огонь батарей.Ясно? – Так точно, ясно.– Ну, так иди скорей.Нет, погоди немножко. —Майор на секунду встал,Как в детстве, двумя рукамиЛеньку к себе прижал. —Идешь на такое дело,Что трудно прийти назад.Как командир, тебя яТуда посылать не рад.Но как отец... Ответь мне:Отец я тебе иль нет?– Отец, – сказал ему ЛенькаИ обнял его в ответ.– Так вот, как отец, раз вышлоНа жизнь и смерть воевать,Отцовский мой долг и правоСыном своим рисковать,Раньше других я долженСына вперед послать.Держись, мой мальчик: на светеДва раза не умирать.Ничто нас в жизни не можетВышибить из седла! —Такая уж поговоркаУ майора была.– Понял меня? – Все понял.Разрешите идти? – Иди! —Майор остался в землянке,Снаряды рвались впереди.Где-то гремело и ухало.Майор следил по часам.В сто раз ему было б легче,Если бы шел он сам.Двенадцать... Сейчас, наверно,Прошел он через посты,Час... Сейчас он добралсяК подножию высоты.Два... Он теперь, должно быть,Ползет на самый хребет.Три... Поскорей бы, чтобыЕго не застал рассвет.Деев вышел на воздух —Как ярко светит луна,Не могла подождать до завтра,Проклята будь она!Всю ночь, шагая как маятник,Глаз майор не смыкал,Пока по радио утромДонесся первый сигнал:– Все в порядке, добрался.Немцы левей меня,Координаты три, десять,Скорей давайте огня! —Орудия зарядили,Майор рассчитал все сам,И с ревом первые залпыУдарили по горам.И снова сигнал по радио:– Немцы правей меня,Координаты пять, десять,Скорее еще огня!Летели земля и скалы,Столбом поднимался дым,Казалось, теперь оттудаНикто не уйдет живым.Третий сигнал по радио:– Немцы вокруг меня,Бейте четыре, десять,Не жалейте огня!Майор побледнел, услышав:Четыре, десять – как разТо место, где его ЛенькаДолжен сидеть сейчас.Но, не подавши виду,Забыв, что он был отцом,Майор продолжал командоватьСо спокойным лицом:«Огонь!» – летели снаряды.«Огонь!» – заряжай скорей!По квадрату четыре, десятьБило шесть батарей.Радио час молчало,Потом донесся сигнал:– Молчал: оглушило взрывом.Бейте, как я сказал.Я верю, свои снарядыНе могут тронуть меня.Немцы бегут, нажмите,Дайте море огня!И на командном пункте,Приняв последний сигнал,Майор в оглохшее радио,Не выдержав, закричал:– Ты слышишь меня, я верю:Смертью таких не взять.Держись, мой мальчик: на светеДва раза не умирать.Ничто нас в жизни не можетВышибить из седла! —Такая уж поговоркаУ майора была.В атаку пошла пехота —К полудню была чистаОт убегавших немцевСкалистая высота.Всюду валялись трупы,Раненый, но живойБыл найден в ущелье ЛенькаС обвязанной головой.Когда размотали повязку,Что наспех он завязал,Майор поглядел на ЛенькуИ вдруг его не узнал:Был он как будто прежний,Спокойный и молодой,Все те же глаза мальчишки,Но только... совсем седой.Он обнял майора, преждеЧем в госпиталь уезжать:– Держись, отец: на светеДва раз не умирать.Ничто нас в жизни не можетВышибить из седла! —Такая уж поговоркаТеперь у Леньки была...Вот такая историяПро славные эти делаНа полуострове СреднемРассказана мне была.А вверху, над горами,Все та же плыла луна,Близко грохали взрывы,Продолжалась война.Трещал телефон, и, волнуясь,Командир по землянке ходил,И кто-то так же, как Ленька,Шел к немцам сегодня в тыл.1941

Атака

Когда ты по свистку, по знаку,Встав на растоптанном снегу,Готовясь броситься в атаку,Винтовку вскинул на бегу,Какой уютной показаласьТебе холодная земля,Как все на ней запоминалось:Примерзший стебель ковыля,Едва заметные пригорки,Разрывов дымные следы,Щепоть рассыпанной махоркиИ льдинки пролитой воды.Казалось, чтобы оторваться,Рук мало – надо два крыла.Казалось, если лечь, остаться —Земля бы крепостью была.Пусть снег метет, пусть ветер гонит,Пускай лежать здесь много дней.Земля. На ней никто не тронет.Лишь крепче прижимайся к ней.Ты этим мыслям жадно верилСекунду с четвертью, покаТы сам длину им не отмерилДлиною ротного свистка.Когда осекся звук короткий,Ты в тот неуловимый мигУже тяжелою походкойБежал по снегу напрямик.Осталась только сила ветра,И грузный шаг по целине,И те последних тридцать метров,Где жизнь со смертью наравне!1942

Через двадцать лет

Пожар стихал. Закат был сух.Всю ночь, как будто так и надо,Уже не поражая слух,К нам долетала канонада.И между сабель и сапог,До стремени не доставая,Внизу, как тихий василек,Бродила девочка чужая.Где дом ее, что сталось с нейВ ту ночь пожара – мы не знали.Перегибаясь к ней с коней,К себе на седла поднимали.Я говорил ей: «Что с тобой?» —И вместе с ней в седле качался.Пожара отсвет голубойНавек в глазах ее остался.Она, как маленький зверек,К косматой бурке прижималась,И глаза синий уголекВсе догореть не мог, казалось.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Когда-нибудь в тиши ночнойС черемухой и майской дремой,У женщины совсем чужойИ всем нам вовсе незнакомой,Заметив грусть и забытьеБез всякой видимой причины,Что с нею, спросит у нееЧужой, не знавший нас, мужчина.А у нее сверкнет слеза,И, вздрогнув, словно от удара,Она поднимет вдруг глазаС далеким отблеском пожара:– Не знаю, милый. – А в глазахВновь полетят в дорожной пылиКавалеристы на конях,Какими мы когда-то были.Деревни будут догорать,И кто-то под ночные трубыДевчонку будет подниматьВ седло, накрывши буркой грубой.1942

Смерть друга

Памяти Евгения Петрова

Неправда, друг не умирает,Лишь рядом быть перестает.Он кров с тобой не разделяет,Из фляги из твоей не пьет.В землянке, занесен метелью,Застольной не поет с тобойИ рядом, под одной шинелью,Не спит у печки жестяной.Но все, что между вами было,Все, что за вами следом шло,С его останками в могилуУлечься вместе не смогло.Упрямство, гнев его, терпенье —Ты все себе в наследство взял,Двойного слуха ты и зреньяПожизненным владельцем стал.Любовь мы завещаем женам,Воспоминанья – сыновьям,Но по земле, войной сожженной,Идти завещано друзьям.Никто еще не знает средстваОт неожиданных смертей.Все тяжелее груз наследства,Все уже круг твоих друзей.Взвали тот груз себе на плечи,Не оставляя ничего,Огню, штыку, врагу навстречу,Неси его, неси его!Когда же ты нести не сможешь,То знай, что, голову сложив,Его всего лишь переложишьНа плечи тех, кто будет жив.И кто-то, кто тебя не видел,Из третьих рук твой груз возьмет,За мертвых мстя и ненавидя,Его к победе донесет.1942