В первой половине царствования это были братья Григорий и Алексей Орловы, гетман К. Г. Разумовский, Е. А. Чертков, Л. А. Нарышкин, А. С. Строганов, иногда Н. И. Панин, графиня П. А. Брюс. С середины 70-х годов к ним прибавился Г. А. Потемкин, затем П. В. Завадовский. Вообще появление за «малым» столом служило важной ступенью в выдвижении каждого следующего фаворита.

Этот процесс наглядно можно показать на примере Потемкина. Его роман с императрицей начался зимой 1774 года. 3 марта он впервые обедал с государыней во внутренних покоях в компании еще трех человек. В течение марта вместе с Григорием Александровичем к столу приглашались только С. М. Козьмин, А. И. Черкасов, А. С. Васильчиков (бывший фаворит) и иногда И. П. Елагин. Причем Потемкин указывался в камер-фурьерском журнале первым из названных лиц. Во время больших обедов фамилия выдвиженца императрицы могла затеряться среди 15–20 предстоящих ему персон. Теперь же его имя следовало за именем Екатерины, чем нарочито акцентировалось внимание публики на новом любимце.

28 июня 1774 года, в годовщину вступления императрицы на престол, впервые упомянуто, что «господа чужестранные министры имели стол у Потемкина». 30 октября государыня уже без стеснения обедала с возлюбленным наедине во внутренних покоях, а 3 ноября Григорий Александрович сам принимал Екатерину и восемь ее гостей в своих апартаментах, где был устроен «малый» стол. К этому времени его положение было уже прочным, и придворных не удивляла трапеза, устроенная почти по-семейному. С лета церемониальный журнал параллельно со столом государыни перечислял и лиц, приглашенных к Потемкину [166] .

С 1783 года важное место за «малым» столом заняла Е. Р. Дашкова, вернувшаяся из длительного заграничного путешествия. В «Записках» княгиня приводила слова Екатерины о том, что «мой куверт всегда будет накрыт за этим столом и что императрица всегда будет очень рада видеть меня за обедом» [167] . В последующие годы старая подруга государыни в списке приглашенных обычно упоминалась первой из дам.

В конце царствования за императорским столом произошли изменения. По словам Грибовского, последний фаворит П. А. Зубов «всегда без приглашения с государынею кушал». «В будние дни, — вспоминал секретарь, — обыкновенно приглашаемы были камер-фрейлина Протасова и графиня Браницкая, а из мужчин дежурный генерал-адъютант П. Б. Пассек, Л. А. Нарышкин, граф Строганов, два эмигранта французские: добрый граф Эстергази и черный маркиз Деламберт; иногда вице-адмирал Рибас, генерал-губернатор польских губерний Тутолмин, и наконец гоф-маршал князь Барятинский. В праздничные же дни, сверх сих, были званы еще и другие из военных и статских чинов в Санкт-Петербурге» [168] .

Существовал порядок, согласно которому в списке перечисленных за императорским столом сначала указывались члены царской семьи, затем дамы и после них кавалеры. Уже сложилась традиция отмечать предназначенное каждому место бумажной карточкой с его фамилией. В письме к госпоже Бьельке от 24 августа 1772 года Екатерина рассказывала, что великий князь Павел «за столом иногда подменивает записки, чтобы сидеть со мной рядом» [169] . Поведение Павла — не шалость. Таким образом он старался подчеркнуть свое положение наследника.

Давно ушли в прошлое тяжеловесные многочасовые обеды времен Елизаветы Петровны. Трапеза Екатерины продолжалась не более часа и то, если за столом завязывалась интересная беседа. Мемуаристы отмечали, воздержанность императрицы в еде. Утренний кофе без сахара заменял ей завтрак За обедом она отведывала немного от трех-четырех блюд, выпивала одну рюмку рейнвейна или венгерского и никогда не ужинала. Перед сном пила стакан теплой воды. Вероятно, чувствуя склонность к полноте, Екатерина старалась себя ограничить. Этому мешала задержка вод в организме, отчего под старость у государыни начали отекать ноги. Ее любимыми кушаньями были вареная говядина с солеными огурцами и смородиновое желе, иногда разведенное водой и превращенное таким образом в питье.

Праздничное застолье в Зимнем дворце в 1795 году описала Виже-Лебрён: «Войдя в залу, я увидела всех приглашенных дам стоящими возле уже сервированного стола. Через несколько минут растворились большие двустворчатые двери и появилась императрица. Я уже говорила, что она не отличалась большим ростом, и тем не менее по торжественным дням ее высоко поднятая голова, орлиный взор, уверенность в себе, которая дается долгой привычкой повелевать, — все сие придавало ей такую величественность, что она показалась мне истинной царицей мира. Простой и благородный ее костюм состоял из муслиновой туники, перехваченной алмазным поясом. Поверх был надет доломан (длинный турецкий полукафтан. — О.Е.) из красного бархата.

Как только Ее Величество заняла свое место, все дамы расселись у стола, положив, как принято, салфетки на колени, а императрица пришпилила свою двумя булавками, как это делают детям. Заметив, что дамы не притрагиваются к кушаньям, она сказала: „Сударыни, уж если вы не желаете следовать моему примеру, сделайте по крайней мере хотя бы вид. Я всегда прикалываю себе салфетку, иначе не сумею, не раскрошив, съесть даже яйцо“. Как я приметила, обедала она с отменнейшим аппетитом. Прекрасная музыка все время сопровождала нашу трапезу. Оркестранты помещались в конце залы на широком возвышении… Я предпочитаю музыку любой беседе, хотя аббат Делиль и говорил, что „сплетни улучшают пищеварение“» [170] .

Последние были изгнаны из застольных разговоров императрицы. Возможно, наедине с близкой подругой, например графиней П. А. Брюс или с той же М. С. Перекусихиной, Екатерина была не прочь обсудить последние новости двора, послушать, о чем шепчутся кумушки, и сделать свои выводы из их болтовни. Однако на публике и даже в узком кругу приятных гостей она никогда не позволяла себе опускаться до сплетен. За столом царила непринужденная обстановка, которую ценила императрица. «Хотя мы не понимали языка, на котором говорили, беседа шла, по-видимому, так свободно и весело, как можно было ожидать от лиц, равных между собою, а не от подданных, удостоенных чести быть в обществе их государыни» [171] , — вспоминал английский врач Томас Димсдейл.