– Моя мечта?.. Я мечтаю, чтобы эпиляция не была такой болезненной.

– Нет, если серьезно.

Я задумалась:

– Если говорить серьезно, то это весьма серьезный вопрос. Я хочу обрести покой. Устала от бешеного ритма жизни, хочется отдыха… Может, мне в монастырь уйти?

– Это не мечта, – чуть слышно произнес мой попутчик. – Это желание.

– Невыполнимое желание – тоже мечта? – улыбнулась я.

Он кивнул в знак согласия, показывая, что больше не будет допытываться. И, кажется, обиделся. Он понял, что шкатулка не откроется. Я не открыла ему свою мечту.

Телемагнат с глазами дедушки Ленина углубился в газету. На первой странице крупными буквами выделялся заголовок: «Берега Средиземного моря накроет полное солнечное затмение». Мне развлекаться чтением газет некогда. Есть работа. Я вытащила фотографии, но, даже перебирая их, продолжала думать о его вопросах и краснела от стыда.

На самом деле у меня есть мечта. Не желание. Иногда она так сильно охватывает меня, что чувствую в груди трепетное жжение.

Но моя мечта не сбудется в этой жизни. Так стоит ли рассказывать о ней соседу по бизнес-классу – пусть даже он милейший старикан?

Вскоре я плавно и незаметно переключилась на размышления о цели моего путешествия.

Что за Камень я разыскиваю? Зачем отправился за ним свирепый конунг Фенрир по прозвищу Волк?

Мотивы викингов в принципе понятны. У древних скандинавов натура такая. Им легче было пуститься в далекое плавание, разгромить заморский город и вернуться израненными, чем день за плугом постоять. Они без таких развлечений жить не могли. Получается, что Фенрир отправился за Камнем ради подвигов, ради славы. Но где Волк пропадал все это время? Ведь ни единой песни не дошло до нашего времени! Ни о его странствиях, ни о великих битвах. А ведь знатный конунг, свирепый! Яркий должен был оставить след. Единственный слух гласит, что он все-таки добыл заветный артефакт. Но где он отыскал Камень? И где его спрятал? Почему окончил жизнь во льдах Северного полюса?

Вытащила из сумки фотографии и плитку шоколада. Отправляя в рот черные ломтики «Фацер», стала перебирать снимки… И будто снова вернулась в холодные недра саркофага-айсберга.

Каждая фотография пробуждала пережитые в ледовой пещере ощущения, которые против моей воли отцеживала память. Вот вырезанные на ледяных стенах рельефы. Я сразу вспомнила, что, когда фотографировала их, за спиной кроме Эрикссона стоял страж с топором. Я знала, что он мертв. Но все равно волновалась – пальцы не слушались, «Кэнон» валился из рук, а в ушах еще звучал собственный крик.

В рельефах разобраться было трудно. Фигуры слишком примитивные. Викинги славились качеством стали и мастерством ковки, а вот художники из них получались неважные. Потому в некоторых запечатленных эпизодах человек ничем не отличался от дерева, а бывало и наоборот. Я пришла к выводу, что на стенах изображены какие-то сражения. Впрочем, могло ли быть иначе?

Снимок за снимком – я словно шла по айсбергу, который остался лишь на этих фотографиях, да еще в моих воспоминаниях. Фотография ледяной стены, в которую вмерзла дружина… А морды у викингов еще те – напоминают ряхи бомжей с городской свалки. Волосы – длинные и нечесаные, лица – опухшие от несоблюдения личной гигиены, хотя, возможно, и от каждодневного пьянства. Единственное отличие от бомжей заключалось в том, что у викингов фигуры атлетические, а в руках топоры.

Среди снимков попалась фотография щита, который перегораживал вход в айсберг. Помнится, исключительно ради этой штуковины Эрикссон вытащил меня из Москвы и сам полез на айсберг. Если бы не щит, не было бы заварухи с поисками Камня!..

Я стала разглядывать снимок. Несколько плотно подогнанных деревянных досок были заключены в стальную прямоугольную окантовку, образованную силуэтами бегущих волков. На поверхности – непонятные уголки, ломаные линии, отметины, похожие на следы топора.

Минут пять я пристально изучала щит, после чего пришла к выводу, что следы топора – не случайность. Рисунок явно что-то шифрует. Примечательная фотография. Нужно будет поговорить с Эрикссоном по поводу нее.

Перевернула матовый лист и столкнулась нос к носу со свирепым лицом конунга Фенрира. Взгляд остекленевших глаз был обращен не на меня, а куда-то вверх. Но все равно – при виде огромного бородатого лица и клыков, продавивших верхнюю губу, сделалось жутко. По позвоночнику пробежал щекочущий холодок. Современный залитый искусственным светом салон аэробуса вдруг исчез – словно раздвинулся, ушел за границы зрения. Я видела только эту фотографию, только неистовое лицо Фенрира…

С трудом оторвалась от страшного лика. Поскорее убрала снимок, сунув его в самый низ пачки. Открылся следующий. На нем оказались руки конунга, державшие меч. Когти на пальцах притягивали взгляд. Так и хотелось пощупать их, убедиться, что не накладные… Да, видимо, настоящие.

Я слышала, что некоторые дети рождаются с роговыми образованиями, похожими на когти. Генетическая проказа природы. ДНК вдруг бунтует, вспоминая прошлое, и создает зверя из человека. Эта деталь делала облик конунга ужасным. Ему даже не нужно было принимать кличку апокалипсического волка. Он и так жутко страшный…

На лезвии меча – возле его основания – какая-то помарка…

Я поднесла фотографию ближе к глазам.

Нет, это не брак негатива и не тень от вспышки. На лезвии темнели пять зарубок.