Тошнотворная дрожь пробежала вверх по позвоночнику. Эштон, должно быть, протащил меня через барьер в реке. Теперь я была в другой сфере, в месте, которое я никогда не смогу покинуть, даже если мне удастся убежать от него.

— Как тебе здесь? Сюда я притащил ту девчонку, с которой ты была той ночью, — пробормотал Эштон, поднимая мое лицо ближе к своему. Его карие глаза замерцали. — Знаешь, я даже не помню ее имени…

— Глория, — перебила я его сквозь сжатые зубы. — Ее звали Глория, она была моей кузиной, и ей было шестнадцать лет, ты, кусок дерьма.

Он лишь улыбнулся.

— Какая разница.

Он начал тащить меня к каким — то высоким плитам, похожим на скалистые образования. С этим странным плавучим ощущением воздуха казалось, что ему требовалось на это намного меньше усилий, чем нужно было бы в Ноктюрне или даже нормальном мире.

Должно быть, гравитация здесь была несильной. Я понятия не имела, почему меня это заботило, но аналитическая часть меня обращала внимание на окружающее в гораздо больших деталях, чем фаталистическая.

Здесь теплее, чем в Ноктюрне. Гравитация могла быть и меньше, но уровень кислорода был таким же, иначе я уже была бы мертва. Множество больших белых образований высились, как кристаллический лес, вокруг нас. Всюду серый туман. Темно синяя земля под нами, подобная песку…

— Стой, где стоишь, — прогремел резкий голос.

Эштон замер, тогда как мое сердце сжалось с дикой смесью надежды и неверия. Рафаэль вышел из — за одного из этих высоких столбов дымчатого цвета. Его пальто, рубашка и жилет были расстегнуты, мускулистые руки были скрещены на груди, а на обтянутые кожаными штанами ноги были надеты сапоги длиной до колена. Вокруг него клубился туман, отчего он был похож на сон.

Или галлюцинацию. Возможно, ею и был Рафаэль, трюк, который создало мое подсознание, как способ абстрагироваться от ужасов действительности. Затем также быстро я отказалась от этой мысли. Рафаэль не мог быть миражом, потому что стало ясно, что Эштон тоже его видит.

— Как ты сюда попал? — потребовал Эштон.

Я тоже задавалась этим же вопросом. Я оставила идею, что Рафаэль Чистокровка после того, как Джек и Эштон открыли мне, что он не был вовлечен ни в одно из их грязных делишек. Все же он был здесь, а только Чистокровки могли пересечь барьер — если только Рафаэлю каким — то образом не удалось заставить Чистокровку протащить его через него?

— Я дам тебе один шанс умереть с неповрежденной сущностью, — ответил Рафаэль, с ощутимой яростью проговаривая каждое слово. — Теперь отпусти ее, и я заберу только твою жизнь в качестве наказания за то, что ты намеревался ей сделать.

У меня рот приоткрылся, несмотря на то, что захват Эштона на мне напрягся. Наверное, другая атмосфера в этом измерении произвела беспорядок в моей голове, потому что Рафаэль не мог иметь в виду то, на что были похожи его слова…

— Ты, — прохрипел Эштон. — Той ночью я не смог разглядеть твое лицо, но это ты…

— Да, — оборвал его Рафаэль, сбрасывая пальто, рубашку и жилет одним плавным движением. Затем, как будто в кошмаре, я увидела, что позади него начали формироваться тени. Эти тени росли, темнели, твердели … пока пара крыльев темно — серого цвета не расправились в ужасающем великолепии, простираясь за плечами Рафаэля своими легкими кончиками, тянущимися до самых его ног.

Не Частичный и не Чистокровка. Падший.

Эштон отшвырнул меня от себя и побежал. Мои руки и ноги были все еще связаны, поэтому вместо того, чтобы сгруппироваться, я упала лицом в песчаную землю цвета индиго. Что — то просвистело надо мной, сопровождаемое криком Эштона. Потребовались секунда или две моих неуклюжих извиваний, пока я, наконец, сумела перевернуться — и уставиться на них.

Эштон был в руках Рафаэля. Сквозь туман и невероятный размах его крыльев я не могла видеть все ясно, но было похоже, что Рафаэль прижал рот к Эштону в ужасающей пародии на поцелуй. Эштон в ужасе мычал, пинаясь и крутясь в безжалостных объятиях Рафаэля, но напрасно.

В течение нескольких долгих секунд я, совершенно остолбеневшая, наблюдала, как движения Эштона замедляются, а голова откидывается назад. Когда Рафаэль отпустил его, он упал на землю с бессилием, которое должно было остаться вечным.

Огоньки паутинкой замерцали по коже Рафаэля, прежде чем исчезнуть, сливаясь с естественным сливочным тоном его кожи. Часть меня взвыла, что теперь самое время попытаться убежать, со связанными ногами или нет, но я не сдвинулась, когда Рафаэль повернулся и начал идти ко мне.

— Я следующая? — проскрежетала я, удивляясь, что все еще могу говорить после того, чему только что стала свидетелем.

Эти невероятные крылья взмахнули еще раз, а Рафаэль потянулся вниз, разрывая клейкую ленту вокруг моих запястий, как будто это была всего лишь тонкая бумага. Он сделал то же самое с моими ногами; теперь липкое вещество все еще оставалось на моей коже, но ничто больше меня не сдерживало.