Значит, Клейтон всерьез поверил, будто я не люблю его, вдруг осознала Дайана. Как же он, должно быть, страдал все это время!

— Если ты думаешь, что…

Дайана хотела объяснить, что он ошибается и что она специально хотела позлить его, заговорив о любви к другому. Однако Клейтон поспешно перебил ее:

— Нет-нет, молчи! Я уже все решил. Да, я знаю, ты любишь Донахью. Однако я сделаю все, чтобы вернуть тебя! Прошу, не выходи замуж за Алберта! Дай мне хотя бы один шанс доказать мою любовь! Не бойся, что сорвешь помолвку. Если хочешь, мы убежим отсюда прямо сейчас. Я увезу тебя далеко-далеко, туда, где нас никто не сможет найти. Только прошу, вернись ко мне, любимая!

Дайана вдруг почувствовала огромное облегчение. Казалось, все ее заботы с каждой секундой куда-то улетучиваются.

Однако до сих пор Клейтон и словом не обмолвился о «чужом» ребенке, внезапно спохватилась она. Как-то он намерен поступить с будущим малышом?

— Тебе не кажется, что ты кое-что забыл?

— Если ты имеешь в виду свою беременность, то ничуть! Да, я помню, что ты ждешь ребенка от другого мужчины. Однако прежде всего это твой ребенок, частичка тебя! Поверь, я буду любить малыша так, как способен не всякий родной отец. Черт возьми, я и буду его родным отцом! Никто и никогда не узнает, что это не так. А если кто-нибудь и осмелится усомниться, то тут же получит в морду!

Подобный энтузиазм не мог не рассмешить молодую женщину. На душе вдруг стало легко и свободно. Больше она ни в чем не сомневалась. Клейтон действительно влюблен без памяти, раз несет подобный бред! Нет, Дайана не сомневалась, что он говорит совершенно серьезно. Однако его отрывистая, сумбурная, как и у всякого влюбленного, речь заставила ее рассмеяться.

Лукаво улыбаясь, она произнесла:

— Ну, если ты и в самом деле сумеешь убедить меня в своей любви…

Вместо ответа Клейтон обнял молодую женщину за талию и притянул к себе. Вслед за этим последовал такой жгучий поцелуй, что Дайане мгновенно стало не до смеха. Знойное, иссушающее желание овладело ею. Она подалась навстречу Клейтону, безмолвно моля о ласках. Кровь буквально бурлила в ее жилах, заставляя с невероятной частотой биться сердце. Голова кружилась. Казалось, еще мгновение — и Дайана потеряет сознание от переизбытка клокочущих внутри нее эмоций.

С трудом оторвавшись от ее рта, Клейтон хрипло спросил:

— Мне удалось убедить тебя?

— Более чем, любимый… — в полузабытьи прошептала Дайана.

Клейтону показалось, что он ослышался.

— Любимый? Повтори это снова, пожалуйста!

— Любимый, любимый, любимый, — нараспев произнесла Дайана, засмеявшись тихим, радостным смехом.

Вне себя от счастья, Клейтон подхватил молодую женщину на руки и закружил в объятиях.

— Ты любишь меня, Дайана? Скажи, ты любишь?

— Люблю и всегда любила! Все остальное — неправда.

Поставив Дайану обратно на землю, Клейтон недоверчиво произнес:

— Так, значит, ты никогда не была увлечена Албертом?

— Никогда!

— А твой ребенок…

— Это наш ребенок, милый! Неужели ты мог хоть на мгновение поверить, будто я способна отдаться другому мужчине?

— Но ты говорила так убедительно…

— А ты так цинично уверял меня в том, что я для тебя не более чем очередная девица на одну ночь.

— Ты так меня ненавидела, что была готова растерзать на месте!

— А зачем ты сыпал разными гадостями, нарочно выводя меня из себя?

Оба вдруг расхохотались.

— Ну и глупы же мы были с тобой, родная, — произнес наконец Клейтон, нежно глядя на женщину, которая сияла от счастья в его объятиях. — Как много времени мы потеряли, подозревая друг друга черт знает в чем, вместо того чтобы наслаждаться счастьем!

— Нет, мы ничего не потеряли, — вдруг убежденно возразила Дайана. — Все так и должно было быть.

Клейтон с недоумением посмотрел на нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Помнишь, я когда-то говорила о законе всемирного равновесия? — спросила Дайана. — Про то, что в мире все делится поровну: счастье и несчастье, смех и слезы… Не зря же в народе говорят, что нет худа без добра.

— И нет добра без худа, — подхватил Клейтон. — Конечно, прекрасно помню. А что?

— А то, мой милый дурачок, что в нашем случае как раз и сработал этот закон. Мы жили так счастливо, что непременно должны были ожидать какого-нибудь несчастья.

— Так ты по-прежнему увлекаешься философией, моя голубушка? — Серые глаза Клейтона смеялись. — Ты уже написала книжку про то, что каждый счастливый на самом деле несчастен и наоборот?

Клейтон едва увернулся от щипка, которым собиралась наградить его Дайана за колкость.

— Можешь издеваться, сколько твоей душеньке угодно, — надув губки и вывернувшись из мужских объятий, заявила она. — И все же ты не можешь не согласиться, что пережитые нами несчастья явились своеобразной расплатой за предыдущие безоблачные годы.