Теперь он глазом знатока, совсем уже спокойно и даже слегка меланхолично, рассматривал эту тонкую, изящную, гибкую фигуру женщины; ее красота щекотала его самолюбие, и все сильнее по мере того как она, облекаясь в свои одежды, восстанавливала и свой общественный облик.

Она осведомилась, из кого состоит список кандидатов.

– Панетон, промышленник; Дьедоне де Громанс, помещик; доктор Форнероль; Мюло, путешественник.

– Мюло?

– Мюло-сын. Он делал долги в Париже. Мюло-отец отправил его в кругосветное путешествие. Дезире Мюло, путешественник. Кандидат-путешественник – это превосходно. Избиратели надеются, что он откроет новые рынки сбыта для их продукции. А главное – им лестно.

Госпожа де Громанс превращалась опять в деловую женщину. Она пожелала ознакомиться с содержанием декларации, обращенной к сенатским выборщикам. Панетон вкратце изложил ее, приводя некоторые места наизусть.

– Прежде всего мы обещаем умиротворение. Бресе и крайние националисты недостаточно настаивали на умиротворении. Затем мы клеймим безыменную партию.

– Что такое безыменная партия?

– Для нас это партия наших противников. Для противников ото наша. Здесь не может быть места для недоразумений… Мы клеймим изменников и тех, кто продался. Мы ополчаемся против власти денег. Это наш козырь в отношении разорившегося дворянства. Враги всякой реакции, мы отвергаем политику авантюр. Франция решительно желает мира. Но в день, когда она извлечет шпагу из ножен… и так далее. Родина с гордостью и нежностью обращает взоры на свою превосходную национальную армию… Эту фразу придется немного изменить.

– Почему?

– Потому что она буквально повторяется в двух других декларациях: у националистов и у врагов армии.

– И вы мне обещаете, что Дьедоне пройдет.

– Дьедоне или Гоби.

– Как? Дьедоне или Гоби? Если вы не были уверены, то должны были меня предупредить… Дьедоне или Гоби!.. Если вас послушать, то можно подумать, что это одно и то же.

– Это не одно и то же. Но в обоих случаях Бресе провалится.

– Вы знаете, что Бресе наш друг.

– И мой тоже! В обоих случаях, повторяю вам, Бресе провалится со своим списком, а господин де Громанс, содействуя его поражению, приобретет право на благодарность со стороны префекта и правительства. После выборов, независимо от их результатов, вы опять придете посмотреть на моих Бодуэнов, и я сделаю вашего мужа… чем вы захотите?

– Послом.

На выборах 21января кандидаты списка националистов: граф де Бресе, полковник Депотер, отставной судейский Лерон, мясник Лафоли – получили, в среднем, по сто голосов. Список республиканцев-прогрессистов: Феликс Панетон, Дьедоне де Громанс, помещик, Мюло-путешественник, доктор Форнероль, – в среднем, по сто тридцать голосов. Лапра-Теле, скомпрометированный в Панамском процессе, смог собрать только сто двадцать голосов. Три прочих – выбывавшие сенаторы, республиканцы-радикалы – набрали, в среднем, по двести голосов.

Во втором туре Лапра-Теле отпал, получив лишь шестьдесят голосов.

В третьем туре оказались избранными: выбывшие сенаторы-радикалы, Гоби, Манекен и Ледрю, а также Феликс Панетон.

– Взгляните на это зрелище, – сказал г-н Бержэре, стоя на ступеньках Трокадеро, своему ученику г-ну Губену, протиравшему стекла пенсне. – Вот купола, минареты, шпили, колокольни, башни, фронтоны, крыши – соломенные, шиферные, застекленные, черепичные, деревянные, из поливных изразцов и из звериных шкур, террасы итальянские и террасы мавританские, дворцы, храмы, пагоды, киоски, лачуги, хижины, шатры, водяные и огненные каскады, контрасты и гармония человеческих жилищ, феерия труда, чудесная игра промышленности, гигантская забава современного гения, пересадившего сюда искусства и ремесла всего мира.

– Полагаете ли вы, – спросил его г-н Губен, – что Франция извлечет какие-нибудь выгоды из этой грандиозной выставки?

– Она может добиться большой пользы, – ответил г-н Бержере, – если только не поддастся бесплодной и зловредной кичливости. Ведь это лишь декорации и наружная оболочка. Более глубокое исследование позволит сделать выводы относительно обмена и обращения продукции, потребления по доступным ценам, роста заработной платы и занятости в производстве, эмансипации рабочих. И разве вас не поражает, г-н Губен, один из первых результатов Всемирной выставки? Ведь она тотчас же обратила в бегство Жана Петуха и Жана Барана. Где они, Жан Петух и Жан Баран? О них – ни слуху, ни духу. А прежде, куда ни глянь, они тут как тут. Жан Петух шел впереди, хвост трубой, ноги тетивой. Жан Баран шагал позади, курчавый и жирный. По всему городу звенели их «кукареку» и «бе-бе-бе», ибо они были велеречивы. Я слышал однажды этой зимой, как Жан Петух говорил:

– Надо объявить войну. Правительство своим низким поведением сделало ее необходимой.

А Жан Баран отвечал:

– Я ничего не имею против морской войны.

– Конечно, – сказал Жан Петух, – наумахия воодушевила бы национальные чувства. А почему бы нам не вести войны на море и на суше? Кто нам мешает?

– Никто, – отвечал Жан Баран. – Хотел бы я посмотреть на того, кто нам в этом помешает! Но прежде надо истребить изменников и продажных тварей, жидов и франкмасонов. Это необходимо.

– Я того же мнения, – заявил Жан Петух. – Я не пойду, на войну, прежде чем родная земля не будет очищена от всех наших противников.

Жан Петух пылок, Жан Баран мягок. Но оба они слишком хорошо знают, как усилить националистическую прыть и как ухитриться всеми возможными способами обеспечить родине блага гражданской войны и войны с иноземцами.

Жан Петух и Жан Баран республиканцы. Жан Петух голосует на всех выборах за кандидата из приверженцев императорской власти. Жан Баран – за кандидата из приверженцев королевской власти; но оба они сторонники плебисцитарной республики, ибо считают, что лучший способ установить угодное им правительство – воспользоваться игрой случая на шумных голосованиях с неведомым исходом. Это показывает, что они люди смышленые. В самом деле, разве вам не выгодно, владея домом, поставить его при игре в кости против охапки сена; ведь вы в таком случае можете выиграть свой собственный дом, а это уж не такое плохое дело.