— Дайте пару. Я очень прошу!

Порученец устало посмотрел в глаза молодому лейтенанту.

— Бог с вами! — Он снял с плеча тканевую сумку. — Возьмите мои. Там пара «лимонок». Запалы отдельно лежат в специальном карманчике.

Калинин принял сумку, как святыню.

— Теперь всё? — спросил солдат. — Тогда удачи!

И он ушел в темноту, ведя лошадь под уздцы. Глядя ему вслед, Алексей перекинул через голову матерчатый ремешок сумки с гранатами.

Рота отделилась от полка в восемь утра, когда блеклый контур солнца только поднимался над заснеженными полями. Солдаты двигались единой колонной по протоптанной дороге. Впереди шли Калинин с политруком, чуть позади — старшина. Замыкала строй лошадь по кличке Дуня, которая, кроме дополнительных боеприпасов для роты и корма для себя, везла на санях пулемет «максим». Передвижения, производимые дивизией, официально именовались перегруппировкой. На самом же деле дивизия отступала. Части Красной Армии оставляли позиции и уходили на запад. Пару раз рота пересекалась с другими подразделениями и колоннами автомобилей. Однажды красноармейцам даже пришлось вытаскивать санитарную машину, провалившуюся в яму под снегом.

Они двигались по стрелкам, указанным на карте из планшета. Алексей мало понимал в обозначениях, поэтому карту в основном читал политрук, долго и терпеливо объясняя каждую мелочь.

Часам к десяти рота осталась одна. Вокруг больше не урчали двигатели грузовиков, не плелись лошадиные повозки, да и солдатских шинелей, кроме своих собственных, было не видно. Только молочный нетронутый снег, насколько хватало глаз, да линия леса на горизонте.

По сравнению с ночной стужей десятиградусный мороз только бодрил. Алексей еще с вечера надел овчинный тулуп и нисколько не замерз, впервые ночуя на снегу. Однако истинную ценность командирской одежды он понял утром, когда обнаружил, что бойцы роты облачены кто в шинель, кто в телогрейку. Овчинные тулупы оказались только у командиров взводов и политрука. Старшина почему-то ходил в простом ватнике, хотя Алексей был уверен, что шуба ему тоже полагается. В общем, в овчинном тулупе Калинин почувствовал себя увереннее, в соответствии с должностью командира роты.

Около одиннадцати утра рота вышла на окраину деревни Потерянная.

— Всё правильно, как и указано на карте, — сказал Зайнулов.

— А разве на карте может быть что-то не так? — спросил Калинин.

— Бывает частенько.

Потерянная с виду казалась почти заброшенной деревней. Около десятка старых почерневших изб образовывали единственную улицу. Бойцов встречали старухи в ветхих, заштопанных тулупах, голова каждой укутана в шерстяной платок так, что вместо лица виднелся только кончик носа.

— Нужно сделать привал, — подсказал Зайнулов. Налетел порыв ветра, и где-то одиноко ударил колокол. — Возможно, нас покормят… Хотя, глядя на этих старух, полагаю, что кормить придется их.

— Здравствуйте, — обратился Калинин к ближайшей местной жительнице и замолчал, уставившись на нее.

Бывший студент исторического факультета неожиданно обнаружил, что платок старушки завязан совершенно необычно. Алексей еще не сталкивался с подобным ни в одной из деревень, где ему приходилось бывать. Концы платка завязывались не на шее, а на макушке. Эта занятная этнографическая особенность нарушила ход мыслей Алексея.

— Здравствуй, сынок. Куда путь держите?

— Здорово, мать! — вклинился старшина. — Можно мы у вас в избах передохнем?

— Очень невежливо, что он ей не ответил, — прошептал Калинин политруку.

— А ты бы добросовестно рассказал, куда мы направляемся? — спросил Зайнулов. — Семен Владимирович правильно поступил, он перевел разговор на другую тему. Учись.

— Да мы не против, — отвечала старуха старшине. — Только покормить вас нечем.

— Ничего, мать, у нас свои продукты еще не закончились, — ответил Семен Владимирович.

— Слышьте, сынки, — сказала вдруг старуха, подавшись к ним. — Не через Полыновскую балку идете?

Алексей уже собрался открыть планшет с картой, но старшина опять вклинился:

— А в чем дело-то?

— Немец прошел в ту сторону. Много немца. — Семен Владимирович сразу посерьезнел.

— Насколько много? Как нас?

— Даже больше. И лошадей много, и оружия всякого. Они южнее прошли, мимо деревни, но мы всё видели.

— Глазастые же вы!

Алексей открыл карту. Тонкая линия со стрелкой на конце, показывающая путь роты, пересекала луга под названием Полыновские. Снова от порыва ветра где-то ударил колокол. Политрук оторвался от карты и едва заметно кивнул старшине. Тот закусил губу и стал глядеть на заснеженную равнину, начинающуюся за избами. Пока он думал, пока Зайнулов с озабоченным видом вытирал лоб, Алексей вновь обратил внимание на платок старушки.

Край платка покрывал сложный вышитый узор. Когда-то яркий и алый, он теперь выцвел от времени. На повязанном платке разобрать орнамент было сложно, но Калинин был уверен, что этот узор в некотором роде удивительный и непохожий на узоры в других русских деревнях.

— Рота! Разойдись! — скомандовал старшина и обратился старухе: — Мать, примите ребят.

Старуха кивнула и отошла к другим жительницам деревни, которые сгрудились возле крайней избы. Строй солдат рассыпался. Калинин, Зайнулов и старшина остались одни.