Шрифт:
– Зачем вы сделали это? – произнес Уолкер. Женя смотрел на агента и не мог поверить.
– Так вы действительно Уолкер! – раздосадованно произнес он.
– А вы как думали! – Уолкер уперся руками в бока и тяжело вздохнул, – Ну и ночка выдалась!
– Мама родная! – произнес Женя по-русски. Он выронил меч – Я думал – вы Мдраг.
– Мдраг? – удивился Уолкер. – Мдраг неведомая личность, имя которого – аббревиатура из имен давно умерших людей?
Женя облегченно засмеялся и сел на палубу.
– Это действительно вы, Уолкер!
– Ну конечно! Почему Мдраг?
– Мдраг – это и есть убийца ученых.
Теперь настала очередь Уолкера опуститься на палубу.
– Вот это да! – произнес он. – Откуда вы узнали?
– Элен опознала убийцу ученых как Мдрага, человека из усадьбы Бисбрука. Его лицо соответствует лицу человека с вашей фотографии.
– Выходит, граф Бисбрук связан с этими убийствами?
– Не просто. Это целая организация. Мне непонятны их цели, но я убежден, кроме моей смерти, Мдрагу нужно «солнце».
– Зачем?
– Он не сказал мне. Он не человек. Уолкер с изумлением посмотрел на Кузнецова. Затем вытер со лба воду, стекающую с волос:
– Я в это не верю.
– Это правда! Он не человек. Но кто бы он ни был.
– необходимо обезвредить его. Он боится воды, потому что для жизнедеятельности ему нужно поддерживать высокую температуру тела.
– Поэтому вы окатили меня водой?
– Да. Я думал, что вы – это он. Нужно схватить Мдрага. Он еще там, на девятом пирсе! Он подзаряжался в котле с кипящей лавой. Спигги с ними заодно.
– Он тоже подзаряжается в котле с кипящей лавой? – спросил Уолкер.
– Ну хорошо, вы мне не верите! – согласился Кузнецов. – Но арестовать его вы можете попытаться?
– Конечно, – ответил Уолкер и достал из внутреннего кармана трубку мобильного телефона.
Женя очумевшими глазами уставился на эту трубку. Розовый восход в глазах Кузнецова приобрел невиданные доселе красные отблески. Холодок пробежал по спине от догадки.
– Боже! – еле слышно прошептал он. На трубке белыми буквами было выдавлено имя «Уолкер».
Женя попятился от агента. Кузнецова бросило в жар, потом в холод, потом снова в жар. Все эти перепады, видимо, отразились на его лице, потому что Уолкер удивленно застыл с трубкой в руке, а Кузнецов не отрывал взгляд от этой трубки.
Точно такая же трубка с выдавленным именем «Уолкер» лежала у Кузнецова в кармане пиджака. Та самая трубка, которую Спигги закинул под кресло и которую потом вытащил Кузнецов. Та самая, через которую Спигги общался с Кузнецовым. Именная трубка Уолкера.
– В прошлый раз, когда мы находились на крыше, вода на вас подействовала, – сказал Евгений, отстраняясь.
Трубка в руке Уолкера внезапно раскалилась до красноты и слилась с пальцами. Контур ее исчез, пропала и сама кисть в одном светящемся шаре. Уолкер вдруг стал увеличиваться в плечах, одежда его начала меняться. Лицо укрупнилось. Женя отступил еще на шаг и уперся в край борта. Он поднял глаза. Перед ним стоял Мдраг.
– Тогда я был на грани истощения, – ответил он. – Сейчас я подзарядился.
– Как вам удается так точно имитировать вещи, предметы, даже движение складок одежды?
– Если бы ты прожил миллион лет, ты бы тоже научился.
– Я не понимаю вашей цели.
– Моя цель – «солнце». Отдай мне его!
– У вас нет Иттлы.
– Ты сказал, где она находится!
– Я лгал.
Мдраг усмехнулся. Вместо усмешки у него получился низкий грудной рык.
– Человек, висящий на волоске от смерти, не лжет. Отдай «солнце». Осталось очень мало времени.
– Около десяти дней.
– Ты знаешь? Это ничего не меняет. Отдай «солнце». Или ты умрешь.
– Вы и так убьете меня, ведь вы убиваете ученых. Мдраг кинулся на него неожиданно. Но Женя прыгнул через леера! и провалился в темную воду.
– Проклятье! – воскликнул Мдраг и кинулся к борту. Катер по-прежнему двигался задом по направлению к Нью-Джерси. Над статуей Свободы поднималось красное солнце, освещая небоскребы двух соседствующих городов. Но не это солнце интересовало Мдрага.
Кузнецов так и не появился на поверхности. – Мдраг подождал около минуты, но, видя, что катер кормой скоро протаранит пристань Нью-Джерси, поднялся по лесенке в рубку. Он выключил задний ход и перевел ход катера в направлении к девятому пирсу. Он еще раз выругался, только слова его в утреннем воздухе прозвучали отрывисто и никак не походили на человеческую речь.