Шрифт:
Каждая из получивших, думала, что это – только для нее…
Фразы: Надпись на расколотом надвое кирпиче: – «Счастье есть!»
Глава 29. Эксклюзивное интервью
– Что ты пишешь?! Ты посмотри, что ты пишешь! – возмущается Йоха. – Ты извини, я прочитал. Ехал в метро и читал, чтобы с места не согнали. Это же тоска зеленая!
Я начинаю смеяться и говорю, что не изменю ни строчки.
– Нет, раз ты пишешь обо мне, так будь добра, учитывай, что, несмотря ни на что, нам было весело! Понимаешь? А у тебя совсем нет ни капли юмора, везде трагедия.
Я удивляюсь:
– Конечно трагедия! Вспомни, с какой мучительной болью ты говорил о пережитом тобой: об изменах друзей и любимых. Что мне прикажешь, смеяться над тем, что ты хотел убить Борьку, когда узнал об их отношениях с Ярой?
– Ну, ладно. Это – ладно. Но про Ритку – то?
– А что про Ритку? Ерунда была с Риткой. Ну, трахал ты ее, ушла она в конце концов опять к Борьке… Там достаточно грустного смеха.
– Ты не понимаешь! – кипятится Йоха, – В ту зиму было главное – музыка! И мне было плевать на всех! Плевать на родителей, на больного отца, сестрицу – дуру! Ушла Ритка: ну и хрен с ней! – Йоха возбужденно машет руками, голос срывается, сходит на надрыв. Я качаю головой.
– Это тебе-то все равно?
– Мы – легкие, не замороченные люди! – утверждает Йоха.
– Позволь, не поверить тебе. Ты вспомни, как выбирался из тусовочного болота? Да и вообще, все эти депрессии, самокопания, безделье, лень… Нет, не переделаю ни строчки! И потом, с чего ты взял, что книга о тебе? Да, тебе посвящено несколько глав, как и другим. Я пишу о поколении, о сегодняшнем поколении.
– Как знаешь, я умываю руки! – он отходит, обиженный.
А я продолжаю.
Глава 30. Повседневность
– Обед приготовил? – спросила мать с плохо скрываемым раздражением, входя в квартиру.. Йоха поплелся за ней на кухню, попытался перехватить сумки.
– Почему дома? – Мать почти швырнула свою поклажу на пол, лицо ее пошло красными пятнами. «Началось…» – подумал Йоха.
– Мам, я болею, – проныл он. Мать начала шумно двигаться по кухне. Бесцельно гремела посудой, двигала табуретки.
– Почему не на работе? – наконец выдавила она из себя.
– Я болею, мам! – Йохе было неприятно говорить с матерью. Ну, не хотелось ему на работу, и все тут! Всю ночь он писал и рисовал свои любимые машинки. Утром представил себе, что придется вставать и тащиться через весь город в контору. А за окном было промозглое серое небо, а под одеялом так тепло…
– Сколько можно, сын? Ведь ты уже взрослый! – перебила мать его размышления.
– Ну, мам!
– Что, мам! Что?! Что ты будешь делать, когда меня не будет?! – Мать сорвалась на крик.
– Мам, – Йоха попытался обнять ее, но она увернулась и продолжила:
– У всех дети, как дети: работают, учатся…
– Да, да! Ходят на заводы за триста рублей…
– А хоть бы и за триста!
– Я так жить не хочу! – отрезал Йоха.
– У тебя ботинок зимних нет, а ты еще рассуждаешь! Хоть бы дома что-нибудь делал! Ничего не хочешь!
– Мам, ну я картошку почищу…
– Почищу! Время – пять часов! Я со смены пришла! Нет уж, теперь я сама все почищу, сынок!
– Мам, хватит! – Йоха резко развернулся и пошел к двери.
– Что, хватит!? – вслед ему крикнула мать, – В гроб вы меня загоните!
Но Йоха уже выскочил на лестничную площадку и окончания тирады не услышал.
Обиженный, он присел на ступеньку лестницы, достал пачку сигарет, закурил. Ему стало грустно. С одной стороны, он понимал, что так дальше жить нельзя. С другой: как жить, Йоха не знал. Ему хотелось яркой, интересной жизни и уж никак не того полурастительного существования, как у большинства знакомых, ставимых ему в пример матерью. Как быть? Сигарета кончилась, а ответы на вопросы так и не появились.
Хорошо бы уйти из дома, с глаз долой! Но куда?
Двери лифта разъехались.
– О, вот и он, во всей красе, – сообщил Денис, обращаясь к Владе.
– Привет, – улыбнулась она.
– Привет, – пробурчал недовольный Йоха.
– А мы к тебе, узнать, что случилось, – проговорила она.
– Болею я, – неуверенно соврал Йоха.
– А почему телефон не отвечает? – спросил Денис.
– Не знаю. Спал, наверно, – опять соврал Йоха. Он намеренно не подходил к телефону. Не хотелось.