– Перестань, – простонал Борис, хватаясь за голову.

– Не перестану! – Вика повысила голос. – Хорошо, ты создал о себе впечатление эдакого рубахи-парня, богатея-филантропа с причудами, уставшего от жизни, пьющего безобразничающего и сорящего деньгами. Ладно. Все это время, весь этот год я пыталась наладить твой быт, я обустраивала остров, нанимала людей, выгодно вложила твои деньги, в конце концов, я добыла тебе твою куклу. Так чего же ты еще хочешь!?

– Я хочу чтобы ты замолчала, – угрюмо ответил Борис.

– Ах, так, да! – Вика была взбешена, – по-твоему, выкрасть человека и вывезти его из страны легко? Ты знаешь, сколько бабок я вбухала в это? Знаешь, какие связи я поднимала? Может быть, ты считаешь, что это похищение сойдет нам с рук? Вообще-то, это называется преступлением, ты в курсе?

– Мы поженимся, и все обойдется, – Борис отмахнулся от наседавшей Вики. Он снова взялся за бутылку, но бдительная телохранительница вырвала у него виски.

– Хватит! Сначала ты выслушаешь меня и примешь меры, – она перевернула бутылку и вылила виски на траву.

– Ну и зря, – грустно сказал Борис.

– Девчонку ищут, – уже спокойным голосом произнесла Вика, она обладала способностью быстро брать себя в руки. – На днях я видела как остров снимали с самолета.

– Подумаешь, туристы какие-нибудь…

Вика недоуменно посмотрела на него и вдруг рассмеялась звонко, но смех ее прозвучал нерадостно, даже как-то нелепо.

– Ты издеваешься, да? Неужели ты думаешь, что ее папаша и муженек сидят сложа руки и ждут у моря погоды? Я еще удивляюсь, как это газетчики не пронюхали ничего. Но, надо отдать ему должное, Соболев не дурак, афишировать не стал. Я тебя уверяю, они роют, как подземные экскаваторы. Не удивлюсь, если вокруг шныряют всякие переодетые сыщики.

– Сюда не полезут. У них нет оснований, – сказал Борис.

– Пока нет. Но ты ведь говорил, что заставишь девчонку полюбить себя, она сообщит папаше, что выходит за тебя замуж, а своего прежнего – разлюбила… Помнишь? Ты же такой крутой, круче не бывает! А на деле, девчонка здесь почти месяц, сидит взаперти, позеленела вся, у нее токсикоз, она нас ненавидит, и это все только потому, что ты не поговорил с ней, ты ни разу толком не сказал ей ни слова. Ты пугал ее, говорил о своем оскорбленном самолюбии, а потом решил изнасиловать! Какой романтизм! Она просто бросится в твои объятья и забудется на твоей груди!

– Все! Ты меня достала! – заорал Борис. – Остров охраняется, сюда никто не посмеет сунуться без соответствующих бумаг. А чтобы получить бумаги, нужны доказательства. Их нет! И прекрати паниковать!

– Девчонке нужен врач. Я вообще сделала бы ей аборт, – угрюмо сказала Вика.

– С ума сошла! Да ее ребенок – это единственный способ держать ее в узде, – прошипел Борис. – А на счет врача… Как там поживает наша Валюша? Она ведь, мне, кажется, многим обязана…

Борис и Вика переглянулись с видом заговорщиков, какими они, в сущности, и были.

– Я подумаю, – неопределенно сказала Вика после недолгого молчания.

А море ревело, в бессильной злобе пытаясь поглотить маленький остров. Время от времени разносились в густом тропическом воздухе звуки одинокого колокола со старой часовни, оставшейся от прежнего владельца. Часовня так же служила маяком, поэтому ее не снесли. Но у нее имелось еще одно достоинство, в каменных плитах, служащих фундаментом, была искусно замаскирована комната, где томилась в ожидании своей участи несчастная пленница. Одинокий охранник от скуки разглядывал в бинокль морской горизонт, но там ничего не было, кроме все тех же бесконечных волн.

Прошел месяц. О месте нахождения пропавшей Риты до сих пор ничего не было известно. Андрей, забросив работу, переселился к Соболеву старшему, к ним присоединилась Маша, часто приезжали Истомины, так было легче переносить свалившееся на семью горе.

Сергей Иванович отчитывался почти каждый день, но его отчеты не вносили ясности. Андрей, поначалу рвавшийся куда-то ехать, узнавать, разбираться и действовать, теперь, опутанный по рукам и ногам запретами, замкнулся в себе и больше молчал. Соболев похудел, осунулся, но в нем чувствовалась привычка к жизненным неприятностям, поэтому он казался более стойким, чем остальные. Мать Андрея Анна Михайловна, плакала, не переставая, муж опасался, того, что она своими слезами причиняет Андрею еще большую боль, он старался поскорее увезти ее, сам подолгу говорил с сыном, мучился от собственной бесполезности, терялся. Маша все чаще стала пропадать, она снова ходила на службы, оставалась в монастырях по нескольку дней.

Валентина работала в клинике по-прежнему. Все документы у нее были в порядке, доктор Вейнцель отзывался о ней прекрасно, вне клиники общалась она только с конюхом Францем; ни Вика, ни Борис в контакт с ней пока не вступали. Франц тоже был вне подозрений.

За островом и его обитателями так же велось наблюдение. Но ничего определенного сказать было нельзя. Результат мог дать только тщательный обыск, но для него нужна была санкция.

По предварительным данным, Шахматов до недавнего времени вел жизнь разгульного шалопая, за ним числились несколько пьяных дебошей, но местные власти смотрели на это сквозь пальцы, потому что ничего серьезного русский не натворил, а дебошами никого не удивишь, особенно в портовых городах и курортных местах.