Шрифт:
— Ведьма, — проговорил он. — Вампирша.
— Сам вампир, — ответила она сурово.
— А я-то почему?
— Потому что я хочу тебя.
Их лица были очень близко друг к другу, и в ее огромных глазах не было и тени смеха.
— Слышишь? — повторила она.
Сверху кто-то спускался с шумом и смехом.
— Да, но… — растерянно оглянулся Игорь.
— Придумай. Скорей.
Что тут было думать? С мрачным, даже ожесточенным лицом он сбежал вниз, к вахтерше:
— Теть Шур, ключ от двадцать четвертой. Быстро.
— С чего это? — отозвалась вахтерша. — У вас же дискотека.
— Кому дискотека, а кому отчет. Комиссия из министерства, слышали?
— Десятый час на дворе, — с сомнением бормотала вахтерша. — Какая еще, к шуту, комиссия…
Игорь наклонился к ней через барьер и, глядя в ее очки, негромко отчеканил:
— А такая, что, если я к утру не представлю отчет по культмассовой работе, завтра и мне, и вам по трехведерному клистиру поставят.
«Трехведерный клистир» убедил. Возник ключ.
Это была пустая полутемная аудитория на втором этаже, в ней ничего, кроме парт и кафедры, не было. Они так торопились, что даже не заперли дверь. Он посадил ее на парту. Побледнев и тяжело дыша, она дернула ворот его рубашки. Посыпались пуговицы. Он стащил с нее маечку. Под ней неожиданно оказался глухой черный купальник. Он никак не стаскивался.
— Ну что ты возишься? Рви.
Он рванул купальник по шву на боку и, откинув разошедшиеся половинки, наконец яростно приник к ее лихорадочно дрожащему и показавшемуся вдруг прохладным телу. Она с силой обхватила его ногами, откинулась назад, на вытянутые руки, и он с перехваченным дыханием почувствовал ее истекающее от желания лоно.
— Злюка, — шептала она. — Ах, злюка… Собственник паршивый. Бай. Феодал. Басмач. Еще. Еще. Вот так. Да. Да! Да!!
В тот год в университет впервые пришла ламбада, певучая, заводная ламбада, и на некоторое время вытеснила даже брейк. Как только раздавались первые такты, вскакивали все: кто умел и не умел, хотел и не хотел, и в зале тут же вытягивалась танцующая «змейка», к которой прицеплялись все новые и новые «ламбадосы». Когда Игорь в рубашке без пуговиц и Вика, едва прикрытая маечкой и юбкой, заглянули в зал, «змейка» втягивала в себя непальцев. Нарайян с двумя сопровождающими уже ушел, оставшиеся по одному присоединялись к танцующим, и сразу выяснилось, что колебаться телами в такт с музыкой они умеют не хуже других.
Лишь одна из девушек так и не сдвинулась с места, хотя из «змейки» ей кричали:
— Камон, Дэвика! Давай пристраивайся, кончай стесняться! Ну, что же ты!
Но она в ответ только теребила в руках платочек и, качая головой, пятилась к стене.
Зато Вика блистала своими бедрами и смеющимися глазами, как никогда.
Ночь после дискотеки пролетела в комнате Игоря без сна.
— Значит, уезжаешь, Сабашников?
— Надо. Мне вообще-то давно пора туда.
— Копать?
— Обязательно. Поехали?
Было раннее утро, и первый косой, но уже горячий луч солнца перечеркнул угол кровати. Вика, по своему обыкновению голая, раскинулась поперек постели, положив голову на живот Игорю и прикрыв глаза.
— А где это? — спросила она сонно.
— Да там же, в Кок-Янгаке… Городище согдийской горной крепости. Весь мой материал, вся диссертация… Едем?
— Надолго?
— До конца сезона. А как закончим — в международную зовут.
— В международную? — Она приоткрыла глаза. — Куда?
— В Самарканд. Там по программе ЮНЕСКО сезонов на десять работы. Представляешь объем?
— Представляю, — вздохнула она. — А куда-нибудь подальше тебя не зовут?
— Подальше? Да сколько угодно! Можно в Хорезм поехать, там домусульманский дворцовый комплекс в песках. Или в Термез, на буддийский храм третьего века. Или в Нису, в Туркмении…
— А еще дальше?
— Это куда же? — недоумевал он. — В другие регионы? Вряд ли. Я же востоковед.
— А сменить специализацию нельзя?
— Ну что ты… Восток для меня — это все…
— Слушай, Сабашников…
— Что?
— Да нет, ничего… ладно.
Он рывком приподнялся, сел в постели и склонился над ней.
— Что? Ну что? Скажи, попроси. Что для тебя сделать? — Со всей нежностью, на которую был способен, он целовал, гладил, ласкал ее всю. — Даже не проси, намекни. Я что хочешь для тебя сделаю. Ты только скажи…
— Ладно, — улыбалась она под его ласками. — Я потом скажу. Подумаю и скажу.