Шрифт:
Шамерский Огонь [25]не подвел и на этот раз, и даже второго, заготовленного на всякий случай кристалла не понадобилось. Одна синяя вспышка, и несчастная многострадальная площадь тут же погрузилась в зиму, украсившись снегом, сосульками и всеми другими обязательными атрибутами, включая пар изо рта. Разом упавшая на десятки градусов температура выстудила воздух на сотню ардов вокруг, и на хилависту стало просто больно смотреть – посиневший и сильно дрожащий от холода шар здорово напоминал хорошенько промороженное желе, которое даже бурчало теперь, то и дело заикаясь от холода.
И все-таки ледяной мост был готов.
Почти прозрачным он был, не сильно широким, и не очень убедительным с виду. Все это вместе делало прогулку по скользкому льду на головокружительной высоте аттракционом совершенно исключительным и не очень безопасным. Но, как говорится, что строили, то и получили, и Осси, глубоко вздохнув, и мысленно попрощавшись с жизнью, вступила хрупкую его поверхность.
Глава тринадцатая
– Никогда больше! Слышишь? Никогда больше не предлагай мне ничего подобного! – Визжал хилависта. – Да я лучше на месте помру, но не по каким таким мостам ходить больше не стану. У меня аж кишки в стылый студень скрутило! Да если ты хочешь знать, у меня…
Орал он давно, и даже уже подохрип малешко, но пыла своего нисколько не растерял, и повториться тоже нисколько не боялся. А посему повторялся снова и снова, изо всех своих сил стараясь донести до девушки простую и непреклонную истину, что ледяные мосты хилавистам очень и очень не нравятся. Причем, абсолютно всем и каждому, без исключения, а ему – в особенности.
И то верно: та еще прогулка получилась.
В середине пути, чуть не навернулись оба, затем еще долго Ташура с места сдвинуться уговаривали, а последнюю треть пути проделали так и вовсе ползком. И если для Ташура такой способ передвижения был достаточно привычен и вообще – вполне естественен, то леди Кай на заднице своей с ледяных горок уже лет этак десять, как не съезжала. А тут вот приспичило, понимаете ли, на ночь глядя в развеселой компании.
– …в общем, не годится это, – подытожил Ташур и замолк, чтобы перевести дыхание.
– Да? А я думала тебе должно понравиться, – пошутила Осси.
Зря она это сделала. В хилависту, который только было успокоился и притих, будто бес вселился:
– Должно? Понравиться? Ага… Как же! Да меня чуть не разорвало от счастья такого небывалого! Да ты в своем уме, вообще? Понравиться… Для тебя это слово, похоже, смыслом до конца еще не объято! Да ты вообще понимаешь, что такое неосознанное принятие мнящегося тебе бреда за действительность может привести к совершенно непредсказуемым последствиям? Страшным последствиям…
В общем, по-новой он шарманку свою завел.
Он бубнил, визжал и гундосил, захлебываясь от переполнявших его эмоций, и брызгая слюной во все стороны. Он не замолкал не на миг, но постепенно превращался в сознании леди Кай из гневного обличителя и защитника обездоленных хилавист сначала в мерно гудящего шмеля, а затем и вовсе – в шумовой занавес, наподобие шелеста листьев или ручья, перекатывающегося по камням с нежным журчанием.
Она сидела и смотрела на портал, который пылал в ночи ярким бело-голубым столбом, соблазняя и маня в очередную – бог уже знает какую по счету неизвестность… И не было ей, честно говоря, ни дела ни забот до бесконечных выкриков своего приятеля-попутчика, да и, вообще, – она вся уже была там: на другой стороне.
«Ну, что? Пойдем? – Хода, как всегда очень точно уловила перемену настроения. – Пора, наверное?»
– Пора, – кивнула Осси и поднялась, подхватывая свой рюкзак. – Пошли.
– Пошли, – неожиданно согласился Ташур, прервав свою зажигательную речь буквально на полуслове. – Давно пора. А то сидим тут… – он смешно сморщил нос, чихнул и подкатил к порталу.
– Ну? – Обернулся он на самой границе ослепительного света.
– Давай, – кивнула Осси и шагнула следом.
В манящую светлую даль, так сказать…
И даль эта, надо заметить, ожиданий ее не обманула и оказалась действительно светлой и очень даже нарядной. Просто-таки изысканной.
Они стояли посреди большого зала, убранного со всей возможной роскошью и безупречным вкусом. Не было тут ни бескрайних просторов, ни исполинских скульптур от которых холодок по коже, ни могильных плит. А было все, как раз наоборот: очень даже красиво и уютно.
Каждая вещь, каждая деталь интерьера была на здесь своем месте. Тщательно выверенном и единственно возможном. И пузатые, но очень хрупкие на вид напольные вазы, украшенные яркими осенними цветами, и большой овальный, похожий на замерзшее озеро стол в окружении десятка кресел с очень тонкой, почти филигранной резьбой, и ниспадающие широкими волнами портьеры расшитого золотом бархата, укрывшие высокие стрельчатые окна, расцвеченные витражным стеклом, и даже легкие ажурные подсвечники и темно-бордовые свечи в них.
Все тут дышало великолепием и весьма уточенным вкусом. А такое сочетание, согласитесь, есть по нынешним временам – большая редкость, да и вообще: что-то абсолютно невероятное – поднятые мертвецы и всякая прочая гадость в нашем мире почему-то куда чаще встречаются.
Мягкий раскрашенный во все цвета радуги свет обволакивал зал, укрывая его призрачным пологом, и превращая в нечто совершенно сказочное и неповторимое, а оттого казалось, что сам воздух был тут напитан благодатью и счастливой безмятежностью с легким привкусом мимолетной грусти. Так, легкое летнее вино промозглым осенним вечером возвращает нас в тот жаркий полуденный зной, когда само оно еще только нарождалось в глубинах налитой горячим соком ягоды, а мир был полон раскаленных красок.