Хилависта с облегчением вздохнул и, оставив свой пост, подкатил к лежащей у стены девушке. Очень долго и очень пристально вглядывался он, пытаясь рассмотреть что-то ему одному ведомое меж плотно прикрытых ее ресниц, а затем повернулся к зеркалу.

По яркой блестящей поверхности лениво и величаво ползли широкие медленные волны. Невысокие и гладкие они, тем не менее, надежно скрывали от глаз все, что таилось в неведомой глубине, а отраженная реальность в их исполнении казалась невероятно зыбкой и ненадежной. Впрочем, по большому счету, наверное, так оно и было.

Но хилависту, эта самая реальность ни в коей мере не волновала, будь она отраженная или самая что ни на есть доподлинная, а по сему вглядывался он в призрачную глубину, как до этого в прикрытые Оссины глаза, а может даже и тщательное. Наконец, будто высмотрев, все, что ему нужно было он тихо свистнул и придвинулся к зеркалу почти вплотную. Только что нос свой в него не окунул. Хотя если уж быть до конца точным, то одна из накативших волн, самый кончик Ташурова носа все-таки не удержалась и облизала, но он на это ее своеволие ни малейшего внимания не обратил.

– Сехена, – тихо позвал он и снова коротко свистнул. – Сехена, иди сюда.

– Да, господин, – зеркало потемнело, вздуваясь уродливым черным пузырем, а потом с неприятным треском прорвалось, открыв повисшее прямо посреди комнаты окно в лиловые сумерки огромного зала. – Иду, господин.

Из темно-лиловой глубины выплыла бурая тень сомборы, которая тут же обвилась вокруг хилависты, льстясь и только что не мурлыкая от удовольствия.

– Я пришла, господин. Я так долго ждала… Я все сделала правильно, господин? Там в чулане… С этой девочкой…

– Да, Сехена, все хорошо. Ты молодец. Извини, что пришлось тебя приложить тогда, – мне нужно было, чтобы она поверила.

– Ничего страшного, господин. Все уже почти зажило. Главное, чтобы вы были довольны.

– Я доволен. – Если бы Осси слышала сейчас хилависту, то, наверное, несказанно удивилась бы – столько холодного величия, столько властности было в его голосе. Не вязалось это как-то со сложившимся у нее в голове образом недалекого склочного ворчуна. Ну, никак не вязалось…

– Господин…

– Да?

– А зачем нужны были эти демонстрации, господин? Тогда в зале и потом… Зачем вы хотели ее напугать?

Хилависта поморщился:

– Ну надо было… Просто хотелось мне, чтобы она от зеркал подальше держалась. Нечего ей там делать… Она умненькая, и, боюсь: рано или поздно все равно сообразит что к чему. Но пока… В общем, пусть пока лучше думает, что ей туда путь закрыт…

– Конечно, господин, – Сехена выгнулась огромной дугой просто-таки укутав и утопив хилависту в своих объятиях. Лохмотья зеркальной тени волочились по полу, вздымая пыль, а от самой сомбору веяло жутким невыносимым холодом и сладким запахом мертвых цветов. – Конечно, пусть думает…

– Ну, хватит, – хилависта выскользнул из нежных объятий бестелесной тени. – Времени нет. Скоро очухается уже. Не одна – так другая…

– Кто другая? – Не поняла сомбора.

– Не важно. Ты лучше найди-ка мне… – Ташур кивнул в сторону покойника. – Этого. Очень мне с ним потолковать хочется… Кто, что, да откуда? А потом приведи Дарину, мы из нее королеву красоты лепить будем.

– Королеву? – Хихикнула сомбора. – Ну, вы скажете, господин… Боюсь, это даже вам не под силу будет…

– Посмотрим, – буркнул хилависта, на миг превращаясь в старого доброго и хорошо знакомого леди Кай ворчуна. – Не так уж и много нам от нее понадобится… Давай, живо!

– Я мигом, господин, – прошелестела Сехена уже откуда-то из-за зеркала. – Мигом…

И потянулось долгое, нудное время томительного ожидания. Ташур, впрочем, не сильно по этому поводу переживал и заморчивался, потому как принялся коротать его на самый лучший в мире манер, – старательно пережевывая чудом отыскавшийся кусок колбасы, вполне справедливо рассудив, что раз уж он все одно последний, то и беречь его смысла никакого нет: потому как крошкой такой все одно никого не накормишь, а так – хоть развлечение какое-никакое получается.

Глава десятая

– Ну? – Ташур только что не подпрыгивал от нетерпения. – Ну как тебе?

– Да ничего, вроде, – Осси разглядывала свои новые ноги, поворачивая их и так и эдак. – Хорошо. И не болит совсем. – Она пошевелила пальцами, затем согнула ногу в колене, выпрямила и снова согнула. – Совсем не болит. Будто и не было ничего… Как новые.

– А они и есть новые, – хмыкнул хилависта. – Самые, что ни на есть.