Сперва лесным людям удалось выбить из рук рыцаря меч. А затем и самого его повергнуть на землю, удерживая за плечи и за ноги.

Сэр Готтард еще пробовал сопротивляться: кого-то оттолкнул, а кому-то, изловчившись, врезал кулаком. Но силы даже этого могучего воителя не были беспредельны. И уже оставляли его.

«А ведь могли хоть сейчас зарубить! — неожиданно осенило брата Теодора, — однако ж он явно им живьем понадобился… как и я! А значит, убьют меня вряд ли…»

Даже в, казалось бы, безнадежной ситуации порой находится место спасительной мысли. Согрела она чуток теперь и душу инквизитора.

Посреди лесной чащи обнаружился целый город. Ну или, на худой конец, крупное поселение. На могучих, наверное тысячелетних, деревьях располагались не то домики, не то хижины-шалашики. Одни, как огромные грибы, лепились к стволам. Другие покоились прямо на громадных ветвях… и падать вроде не спешили.

Подобные постройки, если верить фильмам, любят возводить американские дети. Так они убивают сразу двух зайцев. И играть могут без родительского надзора, и при этом не отходят от дома сколько-нибудь далеко.

На полянах вокруг огромных деревьев кипела обычная жизнь городских улиц. Туда-сюда бегали с визгом и смехом играющие дети. Из взрослых многие тоже, скорее, не шли, а бежали, торопясь по делам. Но кто-то, наоборот, неспешно прохаживался или коротал время за непринужденной беседой.

Таковых, впрочем, нашлось немного. Потому что дел в поселении хватало на каждого. Возвращались охотники с тушами оленей и лосей. Или целыми связками подстреленных птиц. Не дети, но скорей уже подростки вышагивали с полными корзинами грибов и ягод. Попались мне на глаза и три человека, буквально обвешанных рыбой. Неужели где-то в лесу озеро есть? Или речка через него протекает…

Дымили многочисленные костры и очаги, распространяя запах готовящейся пищи. Откуда-то издали доносились разноголосые стуки: то топора по дереву, то кузнечного молота по железу. Один раз поперек нашего с конвоем пути какой-то бородатый мужик протолкал тачку, груженную черными комками угля. М-да… Назвать лесных людей дикарями было бы крайне опрометчиво.

И в то же время кое-каких признаков цивилизации я здесь так и не увидел. Домашнего скота, например, в лесном поселении принципиально не держали. Ни одной коровы, козы или хотя бы курицы. Вообще ни одна живая тварь не удостоилась приручения. Кроме разве что собак, этих помощников в охоте. Но и собаки здешние походили скорее на волков, чем на домашних питомцев. Во всяком случае, погладить такую псину я бы не решился. Как, впрочем, и местные дети.

Еще на поселковых полянах не нашлось места рынку. И даже маленькой лавочке, ларьку или лотку. Один из пленивших нас аборигенов не зря сказал, что деньги им не нужны. Как же тогда, интересно, распределяют здесь еду и другие материальные ценности? По-братски или по-честному? А может, на каждого по потребности? Хе-хе, дедушка Ленин остался бы доволен.

Отсутствовали и питейные заведения. Как и подвыпившие гуляки, которых в Эльвенстаде, например, можно было встретить в любое время суток. Впрочем, сей момент следовало поставить обитателям леса в заслугу. А кому-то даже поучиться у них. И не только в этом мире.

Эх, все-таки странный я человек! В плен угодил, где меня невесть что ожидает. Причем вряд ли что-то хорошее. А веду себя, точно турист на экскурсии. И ни капельки не волнуюсь. Неужели все потому, что у меня даже тела постоянного нет. А значит и терять вроде как нечего. Или я просто привык к собственной неуязвимости? К тому, что всегда-де смогу хоть куда-то, но улизнуть? Хотя от подобных иллюзий вроде и отвыкать пора. Особенно после злополучной гробницы.

А закончилась наша прогулка у трех одноместных клеток. Каждая размером с телефонную будку или лифтовую кабинку у нас в общаге. Находиться внутри можно было лишь стоя. В лучшем случае — сидеть скрючившись.

Подвесили клетки примерно в трех-четырех метрах над землей. А внизу любого, кто попробует сбежать, поджидал посаженный на цепь медведь. Представитель еще одного вида, сподобившегося здесь приручению.

Кстати, когда нас подводили к клеткам, здоровенный зверь отчего-то разъярился, взревел. Уж не меня ли почуял? Успокаивать и сдерживать его пришлось аж пяти аборигенам.

Вот так, подвешенными в тесных клетках да с медведем по соседству, нас и оставили на ночь. Добро, хоть накормили немного.

«Сможешь мишку убрать?» — спрашивал у меня Вилланд.

Смочь-то я, может быть, и смог бы. Как и за оружием сгонять до ближайшей кузницы или склада. И медведя зарубить, и клетки спустить. Да еще в поселке шухер навести не хуже, чем в казармах Краутхолла. Но вот загвоздка: лесные люди тоже были не дураки. И такой ход с нашей стороны предусмотрели. Едва канат с крюками поднял клетки над землей, как пожаловал треклятый белый старикан с посохом. И обойдя кругом пятачок земли, над которым нас подвесили, очертил его бороздой.