— Да, и еще больше в неопубликованных письмах и дневниках.

— Все это в высшей степени интересно! — увлеченно воскликнул Холмс. — Не смею называть себя литературным критиком, и все-таки, по моему мнению, Асперн не оправдал тех надежд, которые возлагали на него в юности. Однако его «Хуанита» не канет в Лету до тех пор, пока люди не утратят всякий интерес к поэзии. Если память меня не обманывает, он родился в тысяча семьсот восемьдесят восьмом и умер в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, пережив и Байрона, и всех его английских друзей. Подобно Уильяму Вордсворту, Асперн успел увидеть закат романтизма и продолжал писать еще долго после того, как миновал его собственный творческий расцвет.

— Вы прекрасно осведомлены в вопросах литературы, сэр, — сказал Пен Браунинг и, посмотрев на Холмса, отвел взгляд в сторону, словно подошел к тому, о чем ему больно было говорить. — Вероятно, вы знаете и о том, что в прошлом году в весьма преклонном возрасте умерла подруга Асперна Хуанита Бордеро? [23]

— Я видел в газете сообщение о ее смерти. Ей было, если не ошибаюсь, не менее девяноста лет.

— Она познакомилась с Асперном в тысяча восемьсот двадцатом году, и чем хуже он к ней относился, тем крепче к нему привязывалась. После смерти поэта, двадцать семь лет назад, к Хуаните переехала младшая сестра Тина. Две дамы вели стародевическую жизнь в доме, именуемом Каза Асперн, на берегу маленького канала близ тихой заводи.

— Да, да, я слышал об этом, — подтвердил Холмс и выразительно поглядел на Пена Браунинга, будто предлагая смелее перейти к сути дела.

— После смерти сестры Тина Бордеро вернулась в Америку, и все эти месяцы дом пустовал. Вопрос о наследовании имущества оказался непростым, поскольку поэт и его возлюбленная не были обвенчаны и не имели детей. Сейчас все находится на попечении душеприказчиков и агентов. Судя по всему, в особняке хранятся ценнейшие литературные документы, а также бумаги, способные стать причиной громкого скандала. Мне говорили, будто в запертых ящиках наполеоновского секретера лежит неопубликованная переписка Асперна с лордом Байроном. — Шерлок Холмс прищурился, а Пен Браунинг тем временем продолжал: — Кроме того, в доме будто бы остались рукописи никому не известных байроновских поэм. Мне также предлагалось приобрести неопубликованный роман тысяча восемьсот двадцатого года: похоже, эту тетрадь его светлость передал Асперну, покидая Венецию перед роковым путешествием в Грецию. Произведение называется «Венецианская монахиня: готическая повесть» и принадлежит перу «фонтхиллского аббата» Уильяма Бекфорда. Единственная сохранившаяся копия была подарена автором Байрону. Какие еще раритеты пылятся в том доме, одному Небу известно. Меня же в первую очередь волнует то, что там могут находиться неизвестные стихотворения и письма моих родителей. Потому-то я и пришел к вам.

— Я польщен, — учтиво промолвил Холмс.

— Говорят, будто в архиве Асперна содержится корреспонденция отца и матушки. Вероятно, это лишь черновики, но оттого не менее компрометирующие. Среди них могут быть доверительные послания, которыми родители обменивались между собой, а также отцовские письма, адресованные другим женщинам после смерти моей матери в тысяча восемьсот шестьдесят первом году. Во Флоренции и он, и она очень сблизились с мисс Изой Блэгден. Отец поддерживал эту дружбу в течение долгого времени после того, как матушка умерла. Бывало, он писал мисс Блэгден каждый день. А в лондонскую пору мой отец питал не меньшую привязанность к мисс Джулии Веджвуд [24] . Такие женщины всегда играли немаловажную роль в его жизни. В его увлечении ими не было ничего порочного или даже легкомысленного. И все-таки переписка с ними носила сугубо личный характер. Теперь же, по словам агентов, та ее часть, что хранилась в собрании Асперна, попала в руки перекупщиков.

Пен Браунинг остановился, выискивая на наших лицах признаки недоверия, однако эти попытки были тщетны.

— Боюсь, — сказал Холмс, — письма являются собственностью тех, кому адресованы. Эти люди не имеют права публиковать их по собственному усмотрению, тем не менее содержание корреспонденции может стать довольно широко известным.

— То, что говорят о переписке моего отца, мистер Холмс, — ложь или в лучшем случае неполная правда. Не знаю, каким образом эти письма попали к Асперну, не говоря уж о сестрах Бордеро. Возможно, их попросту украли: предположим, у горничной появляется мнимый обожатель, ухаживающий за ней лишь с тем, чтобы проникнуть в дом и похитить ценные документы, а затем их продать. Джеффри Асперна мои родители, конечно же, знали, но едва ли настолько доверяли ему, чтобы отдать бумаги на хранение. Из поэзии моего отца в венецианском архиве якобы есть отвергнутое предисловие к «Кольцу и книге», а также драматический монолог, не вошедший в знаменитый сборник «Мужчины и женщины» тысяча восемьсот пятьдесят пятого года.

Наш гость снова замолчал.

— Прошу вас, продолжайте, — попросил Холмс.

Горевшее в его глазах нетерпение уже угасло.

— Подозреваю, что сестры Бордеро не держали в руках и половины документов, лежавших в их доме. Эти, простите за резкость, алчные гарпии не были большими ценительницами поэзии. После смерти Асперна они вели обывательскую жизнь, и я ни разу с ними не встречался. Что до моего отца, то он жил в Италии до тысяча восемьсот шестьдесят первого года и, безусловно, был с Асперном знаком. В последние годы отец часто и надолго приезжал к нам. В декабре он умер в нашем доме в Венеции.

— Вы не видели ни одной из бумаг, якобы хранящихся в секретере Асперна?

— До сих пор нет. Первым мне сообщил о них нотариус Анджело Фиори, одно время занимавшийся имуществом Асперна. По счастью, сестра этого человека — друг нашей семьи. Она ухаживала за моим отцом в последние дни его жизни, а позднее выступила посредником между мной и своим братом.

Холмс бросил взгляд на свою трубку, но воздержался от того, чтобы зажечь ее в присутствии гостьи.

— Прошу прощения, мистер Браунинг, но как столь внушительная коллекция частных писем вашего отца оказалась у Джеффри Асперна, если он сам не отдал их ему или же сестрам Бордеро? Едва ли горничная и ее поклонник могли так исхитриться, чтобы собрать этот архив. Да и Асперн умер прежде Роберта Браунинга, поэтому непонятно, каким образом переписка перекочевала к нему в дом.

— Именно, мистер Холмс. Может, кто-то попросту украл письма у владельцев и продал сестрам Бордеро? Вероятно, вполне невинное содержание этих посланий превратно истолковывается. Точно сказать не берусь, хотя после смерти Асперна сестры прославились своей склонностью к клевете и всяческим инсинуациям. «Насекомые в кудрях литературы» — именно так, словами Теннисона, отец назвал однажды этих женщин. Он всегда недолюбливал Хуаниту Бордеро и считал ее надоедливой. Говорил, что в молодости она нередко давала поводы для скандалов, а когда стала для этого слишком стара, начала проявлять интерес к пикантным обстоятельствам жизни других людей. Долгое время она коллекционировала письма и редкие публикации, кого-либо компрометирующие — например, Уильяма Бекфорда и ему подобных. Затем у нее вконец испортился вкус. Она стала посылать своих поверенных, если можно их так назвать, для ведения переговоров в аукционные залы или к владельцам интересующих ее вещей.